Продолжу рассказ об истории психиатрии. Говоря о докторах, которые в числе первых задумались о том, что всё-таки неплохо было бы проводить хоть какую-то дифференциальную диагностику между людьми, которые и в самом деле погрязли в тёмном колдовстве или пустили себе на постой демона, и душевнобольными пациентами, нельзя не упомянуть Парацельса.
Правда, Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, подобно большинству его современников, не допускал и тени сомнения в наличии тёмного колдовства, демонов и всего такого вредного для рода человеческого, но предлагал всё же быть внимательнее при дознании: мол, не всяк, обвинённый в колдовстве, одинаково вреден:
«Дьявол вселяется только в здорового и разумного человека, а в душевнобольном ему делать нечего». Интересный тезис: мол, невозможно сбить с панталыку того, который и так уже того. Развивая эту глубокую мысль, он продолжает: «Есть люди, утверждающие, что они умеют заклинать чертей; но надо думать, что они имели дело с возбуждённо-помешанными, которые успокаивались сами собой». И подводит к главной мысли: «Практически гораздо важней лечить душевнобольных, нежели изгонять бесов, ибо помешанные — это больные люди, и, кроме того — наши братья, а потому следует относиться к ним сочувственно и мягко. Ведь может случиться, что нас самих или наших близких постигнет такая же злая судьба».
И ещё одно имя защитника душевнобольных, обвиняемых в колдовстве, стоит нашего внимания. Это Иоган Вейер. Примечательно то, что учителем его был Генрих Корнелиус Неттесгеймский, который, подобно своему современнику Парацельсу, решил, что Генрих Корнелиус — это, конечно, короче, чем Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст, но тоже не звучит. И завил однажды: называйте меня скромно и просто — Агриппа Неттесгеймский. Оно и реверанс основателю родного Кёльна будет, да и звучит ярко, по-древнеримски, как раз как любят в нашу эпоху Ренессанса.
Чем только Агриппа за свои неполные полвека не занимался — успел и богословом побывать, и наёмничал (успешно, судя по тому, что стал рыцарем), и доктором подвизался, и адвокатом, и философию с астрологией изучал, и оккультизм... особенно оккультизм, за (и не в последнюю очередь благодаря злым языкам оппонентов) приобрёл сомнительную славу чернокнижника. Но храбрости Агриппе было не занимать: так, в 1518, когда он был генеральным адвокатом города Меца, судили в этом городке крестьянку, обвинённую в колдовстве. Корнелиус вмешался, показал всю нелепость обвинений и спас девушку от казни. Вот такой учитель был у Вейера.
Под руководством Агриппы юный Иоганн штудировал весь положенный любому уважающему себя учёному того времени набор наук: философию, астрологию, алхимию, медицину... ах да, и оккультизм, конечно же — разве мог Агриппа утаить от ученика свой любимый предмет!
Позже, несмотря на скандальность, имя учителя открыло перед молодым Вейером двери лучших домов Парижа и Орлеана: ну как же, ученик самого Чернокнижника! Скажите, дорогой Иоганн, а правда ли, что вашему учителю прислуживал чёрный-чёрный демонический пёс? А правда ли, что он и забрал душу бедного Корнелиуса с собой в ад, когда настал его смертный час? Ах, как жутко и интересно!
Вернувшись в Германию, Вейер, по завету Агриппы (да и следуя распространённому среди учёных того времени тренду) находит себе богатого покровителя, герцога Клевского в городе Юлих. И пишет основанный на собственных наблюдениях и умозаключениях трактат «De praestigiis daemonum et incantationibus ac veneficiis», то бишь «О дьявольских наваждениях, наговорах и чародействах». Вот в этом-то трактате, уместившемся в пять книг, он и излагает, обращаясь к герцогу, свои мысли о том, что не все колдуны на самом деле колдуны, и не все ведьмы — ведьмы:
«Будучи 13 лет твоим медиком, слышал я при дворе самые разнообразные толки о ведьмах, но наиболее правдоподобным казалось мне всегда твоё мнение, а именно, что все эти ведьмы, даже если мы допустим у них наличие злой воли, никому не в состоянии вредить. … У них больная фантазия, они страдают меланхолией, поэтому им начинает казаться, что они натворили множество разных бед»
«Недавно несчастную старуху заставили покаяться в том, что она наслала 1565 ураганов, производила морозы и пр. и пр.; при этом нашлись серьёзные люди, поверившие такой нелепости»
В этом же трактате Вейер несколько раз подчёркивает и обращает внимание на то, что на деле чаще всего те, кого обвинили в ведьмовстве — либо утратившие ум и память старухи, либо дам с меланхолией и вызванными ею бредовыми идеями. Опять же, считает Вейер, не стоит забывать про действие мазей с белладонной и беленой, которые в то время были широко в ходу. И делает такой вывод:
«Если человек обнаруживает странности, то прежде нежели отправлять его в трибунал, нужно пригласить врача. Известны случаи, когда участливое отношение разумного человека очень скоро обнаруживало, что мнимая одержимость представляет собой просто душевное заболевание, которое потом, под влиянием физического лечения, проходило бесследно, ибо надо помнить, что укрепляя тело, можно вылечить дух. Если же (а такие случаи бывают!) с несомненностью выясняется, что дело не обошлось без нечистого, то и тогда незачем спешить с крайними мерами, а лучше раньше пригласить хорошего духовника»
При этом Иоганн Вейер, вполне себе в духе времени, не допускал и тени сомнения в том, что демон и колдовство существуют — всё-таки школа самого Чернокнижника дала о себе знать, да и кто в те года думал иначе! Просто призывал, чтобы мухи были отдельно, а шницели — ещё отдельнее. К концу своей жизни, в 1588 году, Иоганн заканчивает труд «Peudomonarchia Demonorum», в котором подробно рассказывает, как демоны выглядят, как классифицируются, как их правильно вызывать и как заклинать, чтобы именно демоны тебе служили, а не наоборот.
Что примечательно, в ереси его обвинили не за этот крайне провокационный трактат, а как раз за ту самую более взвешенную «De praestigiis daemonum et incantationibus ac veneficiis». Ну как же — такая плюха охотникам на ведьм! Мы тут, понимаешь, только во вкус вошли... Но идея не потерялась, и через полвека после смерти Вейера в городе Ринтельн выходит другая книга, другого автора.
Это «Cautio Criminalis» авторства Фридриха Шпее фон Лангенфельда. Священник-иезуит, Фридрих Шпее некоторое время был исповедником ведьм в Вюрцбурге. И уж ему-то, не под пытками, а на частной исповеди, они рассказывали совсем иное, нежели на допросах. В том числе и то, почему признавались, наговаривая на себя и на других людей. На дыбе-то, мол, ещё и не такое расскажешь.
Вот и написал Шпее своё предостережение, причём со всей своей немецкой педантичностью. Причём не только о том толковал, что ради прекращения боли и страданий человек и себя колдуном признает, и мать родную сдаст, но и от эффекта домино (не прямо вот так буквально, но тем не менее) предостерегал. Ведь оно как обычно было? Мало того, что ведьма или колдун должны были признаться в своих злодеяниях — они были просто обязаны указать сообщников. Как так без ансамбля? Готовьте дыбу, калите железо! Что, память вернулась? Ну совсем другое дело, безотказное, понимаешь, средство от амнезии. То есть, одна пойманная ведьма — это как минимум один выявленный сообщник, а то и поболее. Этак, писал Шпее, мы будем воевать с ведьмами до последнего католика. То-то протестанты порадуются. Хотя и они тоже такими темпами, какими своих собственных ведьм ловят, тоже вскоре сойдут на нет.
И вот к мыслям из этой книги уже прислушались. И массовой охоте на ведьм оставалось длиться считанные годы. Душевные же болезни никуда не делись, как и попытки понять, что же они из себя представляют и чем их лечить.
Свежие комментарии