На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Майя Maja
    Это Обломовщина)))15 психических ра...
  • Владимир Акулов
    А  если  всё  время  спать  ложишься...поперек  кровати  ?Это  ,  наверное  , поперёккроватизм?  Очень  тяжелое  забо...15 психических ра...
  • Майя Maja
    Я так понимаю, что синдромом Мальвины,  Монро и комплексом Ксантиппы у нас в СССР в совокупности почти все женского н...15 психических ра...

Странный след прошедшей войны. Непридуманная история.


Это было в середине 60-х. Я подрабатывала летом фельдшерицей в глухой подмосковной деревне. Я любила свою работу. Мне было 18 лет, и я гордилась и тем, что, живу абсолютно самостоятельно в отдельном доме, где был медпункт и моя маленькая квартирка при нём.   И тем, что жители деревень называют меня по имени-отчеству, а дети даже «тётя Таня».

Было это в канун какого-то праздника. В тот день я ездила в город получать аптеку, были и ещё дела, и я вернулась в свой медпункт, когда уже темнело. У запертой двери медпункта меня ждали две женщины. Видимо, долго. Свекровь и невестка, которых я хорошо знала. Они жили через несколько домов от меня. Я часто там бывала. Семья состояла из хозяев дома, пожилой (как я тогда считала) пары, молодой семьи (лет на 7-8 старше меня) - сына и невестки, и их девочки 3-х лет. Вот из-за неё-то я и была их частой гостьей. То корь, то ОРВИ…

Мы прошли в медпункт. У старшей женщины на предплечье, выше места, где щупают пульс, был поперечный порез, из которого приличной струёй текла тёмная кровь. Выше был наложен жгут. Как объяснила невестка, жгут наложила она. Проходила у себя на заводе какие-то курсы, где им объясняли, что делать при кровотечениях.     Жгут был наложен неправильно, слишком слабо, он только усиливал явно венозное кровотечение. Как только я сняла жгут, оно и прекратилось. Порез я зашила нормально (всё-таки была дочерью хирурга).

«Как это Вы?» – «Банка в руках лопнула», - объяснила женщина. На том они ушли.

  А после праздника через два дня в медпункт явилась моя санитарка. Она - это отдельный разговор. Интересный экземпляр. Женщина лет 50-ти, опытная, ловкая, хитрая. Но добрая. Она была рада без памяти, что её начальницей на время стала удобно интеллигентная, ничего не понимающая в жизни,   сопливая девчонка. И моментально села мне на шею. Приходила только иногда, если было скучно. Или чтобы выпросить у моих пациентов, пока они сидят в очереди, мёда, яиц,   или домашнего сала, или чтобы посплетничать со мной об общих знакомых. Полы в медпункте, если бывало надо, за неё, конечно, мыла я сама.

Услышав о произошедшем, она скептически хмыкнула. «Банка! Да порезала она себя сама!» И я тогда в первый раз услышала от неё историю этой семьи.

 

Эта старшая женщина, бабушка, росла в очень обеспеченной, по деревенским понятиям, семье. Была хорошенькой и избалованной. По любви удачно вышла замуж в 16 лет. Через год мужа забрали в армию, а она родила сына. Это был 1939 год.

В результате мужа не было дома 7 лет. А через деревню проходили уходящие на фронт части, останавливались ненадолго на постой. Все жили, как в последний день. В маленьком сельском клубе ночью танцевали. Короче, когда после войны молодой муж целым вернулся домой, соседям было, что ему рассказать. И они, конечно,   не упустили возможность это сделать.

Были шумные выяснения отношений. Потом он, вроде бы её простил. Они стали жить вместе – всё-таки рос сын. Много работали. С точки зрения окружающих, порядочная, во всех отношениях, очень положительная семья. Но…

Каждый раз, когда наступал любой праздник и муж   брал в рот хоть рюмку, он мрачнел, напивался и вспоминал прошлые обиды. Тогда сыпались обидные слова, летела и билась посуда. Просто буйное помешательство. И эта женщина, быстро собрав всё необходимое, пробиралась огородами, чтобы не видели соседи, к родственникам на другой конец деревни. Он трезвел. И через пару дней шёл за ней, вымаливать прощение, и приводил уже по улице назад домой.

И так было каждый праздник все двадцать лет.   Сын вырос, пошёл работать, женился. Теперь они вместе растили хорошенькую хохотушку внучку. Но всё повторялось опять, и опять.

Я слушала эту историю и ничего не понимала! Почему?! Они казались мне такими старыми! (На самом деле, по моим теперешним подсчётам, им было 42 -46 лет. Но тогда сорокалетние люди, прошедшие войну, выглядели старше, чем их современные ровесники).   В моё время она была бледненькой блондинкой, немножко поседевшей, очень худенькой, производила впечатление несколько изможденной.   Позже у них дома я обратила внимание на старую её фотографию. Девочка была, действительно, необычной. На деревенскую не похожа. Овальное матовое лицо с белокурыми длинными локонами по сторонам, тонкие черты, черное платье с замечательным тоже черным большим кружевным воротником.

Через столько лет мне смешно вспоминать своё тогдашнее недоумение…

А однажды я сама увидела то, что было после очередного эксцесса. И эта картина стоит у меня перед глазами всю жизнь.

В ясном небе ярко светит утреннее солнце. Проселочная глинистая дорога вдоль деревенских домиков с одной стороны и пруда с другой невероятно грязная после дождя и разъезженная тракторами. Лужи блестят под солнцем. Он как-то гордо идёт посредине этой дороги: высокий, здоровый, как лось, в высоких резиновых сапогах. В правой руке он легко несёт старый потрёпанный чемодан, а на другой сидит она - в лёгких туфельках, поджав ноги, прижавшись к нему и обняв его за шею. А в окошке одного деревенского домика со ставнями у дороги тихонько отодвигается старинная белая занавесочка, и кто-то осторожно смотрит им вслед...

Картина дня

наверх