Продолжение неоконченной повести.
Предыдущие главы на моей странице здесь:
http://mirtesen.ru/people/814358735/blogposts
Наш с мамой план оказался правильным тактически и стратегически.
После бурлеска, разыгранного мною при "оптовом" зачёте по неврологии, всё остальное превратилось из серьёзного испытания в простую формальность. Хотя и не без сюрпризов — в этом мама, как всегда оказалась права. Сюрприз последовал через день, на факультетской терапии.
Я сидел в учебной комнате, сочиняя очередную учебную историю болезни, когда заглянула старшая медсестра Вера Ивановна.
— Марк, вот ты где! Михал Михалыч просил тебя найти. Зайди к нему в кабинет. Да, зачётку прихвати.
Через пару минут я уже был в профессорском кабинете.
— Явился, двигатель науки? Рад тебя видеть. Зачётка при тебе? Давай сюда.
Я положил перед ним священную синюю книжку. Профессор Зотов жестом, преисполненным величия, извлёк из бокового кармана красивую авторучку с золотым пером и своим чётким, совсем не врачебным почерком внёс соответствующую запись. Я слегка обалдел. Мой вид ему явно понравился.
— Не будем тратить время на ерунду. Держи. Но это не даром. С тебя - концерт и лекция. Время выбери сам. И вот ещё что: пройдись по палатам. Особенно в восьмой и первой. Там точно для тебя найдётся дело. Ну, и в других - только спасибо скажу. Всё, привет Маргарите Львовне.
На остальных кафедрах всё было обычно. Билеты, несколько дополнительных вопросов, нормальных, по делу. Запись в зачётке. Никаких придирок и подлянок. И то сказать, информация о том, что не следует плясать на минном поле, распространилась быстро. Даже, если сам минировал — не стоит. Теперь, сбросив с плеч эту обузу, можно было заняться делом. И я позвонил по оставленному мне телефону.
Пришли двое. Девушка лет двадцати пяти, очень обычная с виду, одетая просто и аккуратно. Выражение усталости и какой-то заскорузлой печали на лице. И исчезающе слабенькая надежда. Парень такой же обыкновенный. Довольно рослый и явно когда-то очень сильный. Не лицо — неподвижная маска без выражения. Покашливает и болезненно морщится при этом. Человек в тяжелейшей депрессии. Основные факты мне уже были известны. Таня передала. Парень - жертва Афгана. После пединститута (биолого-географический) факультет) призвали в армию. В десантные войска. Ещё бы: здоровяк, альпинист, стрелок-перворазрядник. Самое оно. А что он добрее сенбернара и превратить его в машину для убийства, не сломав ему душу, невозможно — кого это волнует? Не можешь - научим, не хочешь - заставим. Какая там, блин, психология. Заставили, научили и послали на войну. За идеалы коммунизма. Вертолёт подбили на взлёте. Второй вертолёт (они всегда парами летают) разнёс там всё к чёртовой матери и забрал, тех, кто выжил. Множественные переломы ребер, травма лёгких, ожоги. Не дали умереть на месте, переправили в Союз. Вылечили. Результат лечения с посттравматическим астено-депрессивным синдромом сидит передо мной. Робот. Еле ходячий труп. Эта девушка — она его давняя любовь. Мечтали после армии пожениться. Ждала. Дождалась.
— Катя, пусть Николай тут посидит, а мы пойдём на кухню, поможешь чайку сготовить.
Поняла.
— Что делать, Марк? Ничего, ничего ему не помогает. Где его только не лечили. Ни лекарства, ни электричество, ни гипноз. Даже у Джуны были. У неё у самой сын - десантник. Ничего. А я не могу без него. И такой он мне -зачем? Жизнь проходит. Мне говорят: другого найди, полно хороших парней. Может нашла бы. Не могу. Даже, если бы он умер, мне бы легче. Я тварь, что такое говорю. Но мне сказали, вы всё способны понять. А пока он живой — он мой. Пока я жива. Только мой!
Всё понятно. Да ни черта мне тут не понятно! Парень физически здоров, Он побывал в очень хороших руках. Этот его болезненный кашель - динамический стереотип, ничего более. Так хромают по привычке, когда уже сняли гипс. Что-то мне неизвестно, что-то он скрывает. Сознательно скрывает. Для этого нужна воля. При такой депрессии?
— Катенька, посидите здесь. Пойду ещё раз его посмотрю. Что бы вы не услышали - не удивляйтесь и носу отсюда не высовывайте. И чтоб ни звука! Позову вас потом. Нет, даже не так. Выйдем вместе в прихожую. Я хлопну дверью. Вы - тише мышки - обратно. И замрите там.
Проводил её до входной двери. Открыл, захлопнул. Вернулся к парню, сидевшему неподвижно, с абсолютно безразличным видом. Ладно, работаем. Слишком много у меня было в последнее время удач. Парень негипнабилен как моя чугунная гиря. Ну, и как добывать из него информацию, без которой я не понимаю даже, что с ним на самом деле. А уж что с этим делать — и подавно. Ну, и чем мне тебя прошибить, приятель? Основательно разворошив всякий хлам в кладовке, добыл тщательно припрятанную кассету, копию другой, ещё тщательнее припрятанной - совсем не в этом доме. Батоно Татиашвили сказал мне тогда:
— Марик, мальчик мой, вот на сколько я тебе верю! Это на самый, самый особый случай. Но пусть хранят тебя все боги и дьяволы, если это пропадёт. Но я тебе верю. Бери.
Заправил кассету в музыкальный синтезатор. Смикшировал воспроизведение на наушники с микрофоном. Проверил. Работает. Надел наушники на Николая, включил звук. Прошло пятнадцать минут. Завалил тональность вниз до предела, насколько позволяет это чудо техники. Индикатор частот... Азохен вэй, как говорит бабуля. Не инфразвук, но где-то рядом. Включил микрофон.
—Коля, ты меня слышишь?
— Да.
— Где у тебя болит?
— Нигде.
— Тебе хорошо?
— Нет. Мне плохо. Очень плохо.
— Что тебя мучает?
— Совесть.
Опа-на! Я ожидал чего угодно, но не такого ответа. Из его бесстрастного голоса веет каким-то запредельным ужасом. Ну и хрен с ним, пусть веет. Мне нужно знать.
— Рассказывай.
— Не могу. Тайна. Нельзя. Военная тайна.
— Я самый главный генерал. Мне можно. Рассказывай. Это военный приказ. Говори!
И он рассказал. Я перевернул кассету. Через семь минут выключил звук. Снял с Коли наушники. Уложил его на диван. Пару часов он будет спать. Пошёл на кухню к Кате. Естественно, она слышала всё. Для того я её и оставил.
— Что будете делать, Марк? Ну, хоть как-то можно ему помочь? И мне.
Можно. Но я один не справлюсь. Сейчас позвоню Оле.
— Учительнице? Мне говорили о ней. — в голосе упрямство и даже агрессия. — Колю я ей не дам! Он мой! Только мой! Не можешь - не надо. Заберу его и идём домой. Чтоб какая-то...
Пусть отдохнет в гипнотическом сне. Бедная девочка.
— Оля, привет! Ты свободна?
Освобожусь через час. Можешь сказать?
— Ты мне нужна. Здесь у меня пара подарков от высокого Другого. Обоих убаюкал. Пандион до танца Ирумы. И Тесса. В истерике. Даже не Тесса — Хлоя. Но агрессивная.
— Сверну дела пораньше и приеду. Жди.
Не прошло и часа после этого обмена литературными намёками, как Оля уже обозревала оба спящих "подарка". Не говоря лишних слов, я подал ей наушники и включил диктофон на воспроизведение. Её реакция была вполне предсказуемой.
— Сссуки! Что делать думаешь?
— Можно подключить маму, и у неё в отделении под Пентоталом заблокировать воспоминания об этом эпизоде. Можно рискнуть, и через неделю попробовать то же самое под акустикой. Тогда уже можно его выводить из депрессии. Ты бы с этим справилась, но …
— Но эта Хлоя всей своей целкой — против. И ещё может приключиться: встретит однополчанина. Тот ему напомнит, и что тогда? Будут его из петли вынимать или с асфальта отскребать. Принципиальная разница, знаешь ли.
Оля зашагала по комнате. Как ей сейчас не хватало любимой статуэтки!
— Идея вроде есть, но надо много говорить и думать. Переводи девочку сюда. Пусть спит в кресле. Передашь раппорт мне. Немного ей поколдую. Потом закроемся на кухне. Думать будем. И там к еде ближе. Устала и голодная, как собака.
Оля жадно откусывала от здоровенного бутерброда, прихлёбывая из большой жёлтой чашки горячий какао, сдобренного настойкой женьшеня.
— Всю неделю непрерывно воюю с дураками. Как где-то мешок с дерьмом прорвало, и всё на меня валится! Сижу в этом во всём по уши, не успеваю разгребать. Идиоты! Я даже рада, что ты меня позвал. Послала их всех туда, откуда они повылазили, и помчалась к тебе.
Я стащил с неё тонкий свитер, встал сзади и плотно обхватил руками высокую сильную шею. Нашёл в ямках над ключицами идущую из глубины пульсацию, слился с ней. Оля расслабилась, закрыла глаза...
— Спасибо, милый, - она по кошачьи потёрлась щекой о мою руку и поцеловала. — Вот теперь я снова человек.
Поднялась со стула и потянулась — грациозно и сильно. Могучая прекрасная кошка. Тигрица.
— Давай пройдём ещё раз. Что нас имеет и что мы хотим иметь? Вот подумай, какой души должен быть мужчина, чтобы пойти в пед? Да еще и на биофак, а? И мечтать о семье? И чтоб куча детишек. И вот этого ангела хватают и запихивают в ад!
Их высадили в горах. Ночью они добрались до какого-то кишлака (или как оно там называется) и исполнили приказ: уничтожить всё живое, что там есть. Без стрельбы, холодным оружием и руками. У них были шлемы с тепловизором. Это позволяло как-то действовать в кромешной тьме и отличать живое от неживого. А что оно там, это, излучающее тепло — бородатый бандит, баран, ребёнок, женщина? Приказано уничтожить всё. Приказ исполнили. У них много детей, у этих афганцев. Десантную группу выследили при отходе и отомстили расчётливо и эффективно. Вертолёт подбили на взлёте: на высоте всего нескольких метров всадили гранату в двигатель. Николай принял смерть как справедливость, и пошёл ей навстречу. Но умереть не позволили. И сознание расчленилось, как под топором палача. Вот в этом-то расщеплении и пряталась разгадка парадоксальной клинической картины и непрошибаемости больного для всех медицинских и не медицинских методов. И, если бы не чудесная кассета... Буду опять у Георгия Вахтанговича, в ножки ему поклонюсь.
Надо вытаскивать парня из депрессии, восстанавливать целостность сознания, а потом уже нормальной психотерапией доводить до ума. В самом прямом смысле.
— Передадим его Рите. Старый-добрый классический гештальт — это её конёк. Нам до неё далеко. Я бы с этим великомучеником почти наверняка управилась - когда всё стало понятно. Если бы не эта... со своей истерической невинностью которую она и на него распространила. Вот скажи мне, в каком заповеднике такие дуры прячутся? А то бы я ему такую Ируму изобразила! Козликом бы заскакал. Но жалко её. Обоих до слёз жалко, Марик.
— Что будем с ними делать? Я не знаю, если честно.
— Вот поэтому ты пока ещё мой ученик, хоть уже и Учитель. Ируму будем делать из неё!
— Думал об этом. Она меня к себе на пушечный выстрел не подпустит. Сидит, как в танке. А ломать эту её броню нельзя.
— Ты опять не понял. Не ты будешь делать, а я. Твоя задача — укрепить парня физически, активизировать всё, до чего сможешь дотянуться. А девочка - моя забота. Мы ещё из них нормальных человеков сделаем. Мне Таня поможет. Ты уверен, что правильно её тогда прочитал?
— На все сто.
— Значит, пора ей со мной познакомиться. Ладно, пошли будить наших гостей. Ишь, разоспались!
Катя удивлённо захлопала ресницами при виде входящей в комнату высокой стройной красавицы. Несколько секунд она пыталась осознать невозможное и, наконец прокашлявшись, просипела с изрядным сомнением в голосе:
— Ольга Николаевна, а как вы сюда попали?
Оля, при всём её самообладании, слегка опешила.
— Не помню, чтоб мы были знакомы. Откуда ты меня знаешь?
— Вас все знают. Вы — директор нашего завода. Наши все вас знают и любят. Я к вам по конкурсу попала. Работаю на участке подготовки катализаторов. На прошлой недели вы у нас были с какими-то иностранцами.
— Была. Не отрицаю.
— Значит, это вы. А как вы сюда...? - девушка переводила взгляд с Ольги на меня, потом на похрапывающего на диване Колю, снова на Ольгу. — Как вы сюда? И зачем?
Оля уже осмыслила происходящее, и было видно, что ситуация начинает её забавлять.
— Марк мне позвонил. Сказал, что у него тут двое людей, которым очень плохо. Я побросала все дела - очень важные, знаешь - и примчалась вас спасать. Он мой друг и ученик. А я — его учительница.
До Кати дошло.
— Вы — Учительница?! Но Учительница — Оля!
— А я, по-твоему, Вася? Да, я Учительница Оля. Грязная развратная тварь, шлюха ненасытная. Как ты там меня ещё называла? Это я. Приехала по твою невинную душу отобрать твоего жениха. Пока ты спала, сидели мы вот с этим уродом, — она кивнула в мою сторону. — и думали: как бы это мне его на твоего ненаглядного поменять.
Когда рыдательные завывания и "Господи, простите меня, дуру!" пошли на убыль, и Катины ладошки отлипли от её зарёванного лица, Оля заговорила негромко, но очень отчётливо, с той интонацией глубочайшего сострадания, которую она не придавала своему голосу — она шла из её души и покоряла любого и навсегда:
— Ну, всё-всё, глупышка. Проплакалась, бедная ты моя? Пошли, умоем личико. Потом посидим, поболтаем. Придумаем что-нибудь. Пошли, милая. Между нами, бабами, и не такое бывает. Идём, девонька, умоемся...".
Уводя девушку, Оля обернулась ко мне.
— Марк, занимайся Николаем. К нам не лезь. Мы тут на кухне посидим, посекретничаем.
Что делать с Николаем, мне уже стало понятно. Его состояние заметно изменилось. Он явно стал активнее. Остаточное действие прослушанной какофонии или разыгранная перед ним сцена, или мои попытки пробиться к его расчленённому сознанию, или всё вместе? Не знаю. Но в его глазах появились признаки интереса, внимания, и подобрался он как-то, что ли. Я включил электрокамин, чтобы быстро прогреть комнату. Вытащил и установил раскладной массажный стол. Сейчас не до изысков.
— Коля, раздевайся. Лезь сюда!
Работаю весомо, грубо, зримо. Больно работаю. Задача: пробить восходящими импульсами с мышц дорогу с периферии в мозг. Занимаясь им, слышу всё, о чем говорят на кухне. Это для Кати они "секретничают", а мне даже вообще не надо напрягаться.
— Да читала я эту книжку, Ольга Николаевна. Ещё в детстве. И ничего там такого не заметила.
— Потому и не заметила, что в детстве. Что, по-твоему, произошло в хижине между Ирумой и Пандионом? Его туда привели вроде твоего Коли, а вышел — человек человеком. Вернулась к нему его могучая воля и сила, и все желания вернулись, да так, что он попёр к своей невесте через всю Африку.
— Тогда дайте вспомнить. Вот! Она танцевала для него священный танец.
— Не-а. Она танцевала "тайный священный ЖЕНСКИЙ танец! Женский!
— Ну, ясное дело, раз она женщина.
— А ты - дурёшка. Ирума исполнила эротический танец, танец женской силы и женского могущества. Танец нашей власти над этими обормотами. Женской силой она вернула к жизни могучего воина и художника. Не для себя, заметь. Для Тессы, которую в глаза не видела. Но это надо уметь.
— Эту сказку фантаст писал. Вон, у него ещё "Туманность Андромеды". Не дочитала, чушь какая-то. А у меня Коля настоящий, живой... почти.
Катя захлюпала носом.
— Сказка. Нет, девонька. Поганая реальность. Твой Коля не один такой. Встретилось мне в мемуарах - а там чистая правда - у военного врача Колесникова, про одного лейтенанта. Рану ему залечили, а он, вот один к одному, как твой: не пил, не ел. Расхотел жить. Его уже в отдельную палату поместили, умирать. Спасла молодая сестричка. Ночью залезла к нему голая под одеяло, пошалила немножко. Утром лейтенант попросил поесть. Еле успевали добавки подносить. Ожил человек. Потом ещё немцам таких чертей давал!
Оля помолчала. Я знал, что сейчас происходит. Она точно настраивается и теперь будет вести ученицу до победного конца. Ритм их дыхания совпал. Пауза. Оля задышала чуть чаще. Катя тоже, с отставанием в пару секунд. Есть контакт. Теперь будут ставиться якоря.
— В книжках сказки. Твой Коля, он настоящий. Марк тебе не приснился? Настоящий. Марк сейчас лечит Колю. Вот Марк с ним поработает хорошо, и Коле станет лучше. Марк хорошо это умеет. Понимаешь, Я и Марк - вместе мы всегда всё делаем хорошо. Всем делаем хорошо.
Пауза на усвоение. Грубовато, но Оля в контакте, ей виднее.
— Вот он освободится (Оля хохотнула.), пусть он тебе про Лёшу расскажет. Вот где у него здорово вышло. Такого доходягу поднял. Твой-то — богатырь по сравнению.
— А что там было, Ольга Николаевна?! Пока он там с Колей.
— Там намного хуже было. Такая же депрессия, да ещё рука напрочь отнялась. Марк хорошо, успешно накачал пацана энергией, а потом напустил на него двух красоток. Он их сначала правильно научил. Девчонки - огонь! Не такие целки маринованные. (Оля слегка хамит, сближая ментальные уровни обычной для Кати лексикой.) Они там так сплясали перед этим Лёшкой, что он, как ожил, сразу с обеими управился. Мужик! Сейчас первый парень на посёлке. Я тебе письмо от его дядьки покажу. Потом.
Это мне сигнал. Пора заканчивать процедуру. А я уже закончил. Мы с Ольгой отлично чувствуем друг друга.
— Девушки! Может сюда перейдёте шушукаться? Мне этого богатыря кормить надо, пока он меня не съел.
Катя должна увидеть результат. Хоть какой-нибудь, но хороший.
— А вот и мы с Колей. Оль, вы тут не всё съели? А то Николаю не хватит.
Ну нет для женщины приятней картины, чем, когда её любимый с аппетитом ест. Я, что, обязан всем и каждому объяснять обычное последействие моей накачки? Всё, Катерина - наша! Значит Николая мы вытянем.
— Вот теперь мне всё понятно. Вы так хорошо объяснили. Я и вправду дура была. Спасибо вам. Ольга Николаевна, простите.
— Забудь. Вопрос закрыт и даже не открывался. Но, если напомнишь - побью.
Катя разулыбалась.
— Не верю Вы не можете.
— Может, может. Знаешь, какие колотушки я от своей училки получаю? У, злюка!
— Теперь ты поняла, Катя, кто мы, что мы, чем занимаемся. Николая мы вылечим. Вопрос: как быстро? Он слишком запущен и очень ослабел. Но с этим Марк управится. Ему не впервой. Тут проблема в тебе, детка. Я могу через неделю-другую, когда Коля наберётся сил, такую Ируму изобразить, что он и в себя придёт, и тебе он него спасу не будет. Бегом в ЗАГС помчитесь. У меня там блат есть. Распишут без срока ожидания. Я тебе его верну нетронутым. Будете вы у друга первые и единственные. Идёт?
Катя замялась. Мы с Олей понимающе переглянулись.
— Только не вы. Ольга Николаевна, простите ради бога, я вас... не могу обидеть, не смею, но...
— Слишком красивая? — Оля от души расхохоталась. — Не виноватая я! Ну, и что будем делать? Где я тебе другую возьму? Тех девушек мы не найдём. Я - опасна. И, знаешь, ты права. Тут есть риск.
— Меня научите. Можно меня научить? Я способная. А для Коли, чтоб он только мой, я так стараться буду!
— Родители сильно верующие? - Утвердительный кивок. — Баптисты? Или староверы? — кивок. — Мы это почувствовали сразу, девочка. Переделать тебя мы не сможем. Только помочь. Изменяться будешь ты сама. Ты очень много пропустила из учебной программы жизни. Будешь навёрстывать. Живёшь с родителями?
— Нет, в комбинатовском общежитии. Они далеко, в деревне на Алтае. Ушла от них.
— Так, уже легче. Живёшь среди нормальных людей. Кать, а ты понимаешь, чему ты собираешься учиться? Или, когда поймёшь, расхочешь? И пойдёшь в церковь свечки ставить и требовать на нас анафему? Во что мы тебя, мышку серенькую, монашенку в миру, должны будем превратить? Иначе задача с твоим Колей не решается. Мы не видим другого решения.
— Ради Коли...
— Посмотри на себя в зеркало, внимательно посмотри и запомни. А теперь смотри на меня!
За те несколько секунд, что Катя созерцала свою унылую бесцветность, Оля преобразилась. Нет, всё осталось прежним: строгий одежда, причёска, очень умеренный макияж. Но милая, добрая, домашняя Оля исчезла. От изумления, скорее даже от испуга, Катя попятилась и села рядом со стулом. Съехав спиной по стене, она довольно жёстко соприкоснулась своей попой с полом и этого даже не заметила. Посреди не такой уж большой комнаты возникла Женская Страсть как таковая: желание, соблазн, обольщение, абсолютная женская сила - изумительно прекрасная и страшная, святая и грешная одновременно. Такой, наверно, представляли себе древние Астарту — женское божество.
Оля несколько раз показывала мне такую трансформацию, и мне были известны приёмы, какими она достигалась. Мог изобразить нечто такое, только в мужском варианте, но каждый раз восхищался её сверхъестественным мастерством. Вот и сейчас — заворожила.
Астарта исчезла. Вернулась милая ласковая Олечка.
— Ну что, Катенька, ты ещё не передумала учиться? — Оля говорила спокойным и скучным голосом члена какой-нибудь приёмной комиссии. — До такого ты никогда не дорастёшь, но, в общем, тебе уже понятно. Научиться — это значит измениться навсегда. К себе прежней вернуться невозможно. И всё это ради того, чтобы вылечить одного парня и выскочить за него замуж, суп варить, носки стирать. Может я сама управлюсь? Оно и быстрее будет, и надёжнее. Я его обработаю, передам тебе здорового и в тебя влюблённого. Останешься правильной и праведной. А я и так в грехах, как в репьях.
Катя выстрелилась, как с катапульты и повисла у Ольги на шее. Замотала головой. Я даже встревожился за целость её шейных позвонков.
— Нет-нет-нет-нет! Хочу, буду! Мой будет Колька, мой! Здоровый будет, красивый будет! Вот как он. Я его ещё лучше сделаю! Учите меня, Ольга Николавна, учите!
Оля по-настоящему прослезилась.
— Марк, завтра встретишься с Таней. Зачёты свалил? Нехорошо испытывать терпение генеральской дочки.
— Катя, вот мой домашний телефон. Звони вечером, не позже одиннадцати. Или Марку. Только...
Их взгляды встретились.
— Раньше умру, чем.
— Лучше живи хорошо и долго, но без лишнего трёпа. Забирай своего милого и валите. У нас ещё дела есть. Вас подвезти? Темно уже.
— Спасибо, не надо, Ольга Николавна. Коля на Суходольной живёт, рядом совсем. А ему только полезно пройтись.
Когда за нашими гостями захлопнулась дверь, я бездумно уставился в тёмный парк за окном. Тяжело мне дался этот парень. Как он живёт с двумя сознаниями в голове? И это не шизофрения, с её голосами и бредом. Это два вполне разумных сознания одной личности. Одно в депрессии, а второе - совсем даже нет. И вот именно у него болит совесть, но оно жаждет разом покончить со всем. А сил на это нет. Так хоть спрятаться за тупым безразличием и медленно угаснуть. Господи, какая же беспросветная жуть!
— Милый, ты что, всерьёз принимаешь идиотизм о том, что врач умирает с каждым своим больным? Так тебя хватит ненадолго. Хотя, не спорю, случай интересный, нее рутина. Знаешь, что в нашей задачке самое трудное?
Я мигом вынырнул из мрачной рефлексии при виде моей чудесной Учительницы. Она уже привела себя в свой обычный домашний вид и вовсю орудовала моими игрушками. Правда, не двухпудовыми, а поменьше. И работала ими совсем иначе. Её упражнения очень отличались от общепринятых. Очень сильные мышцы не рисовались под кожей, лишая фигуру мягкой плавности линий, как это всегда бывает у всяких там метательниц, толкательниц и вёслами загребательниц. Очень сильная, она выглядела нежной и пленительно женственной.
Я продекламировал:
— "Душа телесна" —ты всех уверяешь смело;
Я соглашусь, любовию дыша:
Твое прекраснейшее тело –
Не что иное, как душа!
— Этот мадригал подходит и тебе не меньше. Прав был Мишка Лермонтов, не указывая пол. Долго ты намерен оскорблять мой взор своим одетым видом, страшилище? Хандрой заразился, так я мигом вылечу. Давай, шмотки долой, и — ко мне. Давно мы с тобой не боролись.
И при этом у неё даже не сбилось дыхание! Учиться мне у неё ещё отныне и присно, и во веки веков. Схватка закончилась вничью. Сильна училка! Я только чуть=чуть поддавался, совсем незаметно.
— Пффф... Будешь ещё поддаваться - побью. Сегодня прощаю по причине дюже глыбоких переживаний.
— Оль, честная ничья.
— Ага, между мужской силой и женской выносливостью. Ладно, пошли глотнём свежего воздуха.
Она упруго поднялась с пола и открыла балконную дверь. Мороза уже не было. Градус - два, не больше. Внизу тёмный парк с редкими фонарями. С неба валил снег, густо и мягко. Снежинки тают на разгоряченной коже, рядом — изумительная подруга.
— Не вздумай вопить от счастья. Не поймут. Ладно, насладились, пошли дальше соображать.
Оказалось, что самое трудное, по Олиному мнению, это скрыть от соседок по общаге процесс превращения серой курочки Кати в райскую птицу Екатерину. Женщины очень наблюдательные существа. И завистливые. Решить эту проблему предполагалось двумя возможными способами. Предоставить нашей ученице отдельную комнату путём некоторой административной комбинации, желательно не в общежитии, а в одной из нескольких принадлежащих химкомбинату коммуналок; или вроде бы отправить на какие-нибудь курсы, но чтоб носу не высовывала, во избежание ненужных встреч. Оля директор, или кто?
Мне главная проблема представлялась в другом. Как совместить превращение нашей монашки в грешницу с сохранением её драгоценной девственности, будь она трижды неладна?! И тут выяснилось, что в моей сексологической эрудиции имелся пробел, который моя прекрасная наставница немедленно заполнила.
— Дорогой мой, это вообще не проблема. Знал бы ты, сколько девственниц выходят замуж, имея богатый и разнообразный сексуальный опыт. А потом удивляют и радуют своих мужей, гордых своим "первенством". Интересно? Расскажу. Мне самой крепко вбивали в голов глупость, будто в этой дурацкой перепонке вся девичья честь. А я была акселератка, девка рано созревшая и красивая. И всё, что привлекает мужчин, у меня сформировалось тоже рано. Мальчишки ко мне липли, хоть вилами раскидывай. Но башка была забита книжной романтикой и девичьей честью, само собой. Такая вся из себя недотрога-недотрога. Но телу нужно же! Башка и тело вступили в диалектическое противоречие. И оно разрешилось тем, что я по уши влюбилась в красивого мальчика, а он в меня. И его тоже очень правильно воспитывали. В смысле ответственности. Ну, мы с ним обнимались, целовались-тискались. Не более того. Ни-ни, а то айяяй! И вот раз укатили его родители куда-то на пару дней, а мы пошли к нему домой. Лето. Жара. Дальше, как в "В операции "Ы". Чтоб прохладней было, я скинула сарафан, и он в одних трусах остался. А потом мы разыгрались... Остались голышом. Ещё бы немного, но я помнила про девичью честь, он - про ответственность. А у нас темперамент, гормоны! В самый последний момент я успела сжать ноги и поймала его. Он дёрнулся туда-сюда пару раз и — порядок. Ему сразу стало хорошо. Мы с ним потом много раз так забавлялись. Фантазии хватало. Скоро мы нашли способ и мне делать полный кайф. Потом они перебрались в другой город. А я уже поняла, что к чему, и успешно совершенствовалась с другими мальчиками. Когда уже вполне сознательно решила расстаться с этим анатомическим недоразумением, парень так удивился: "Ничего себе у тебя первый раз! Ну, ты даёшь!". Ты думаешь, я одна такая? Щассс!
Мы оба долго смеялись.
— Понял, что проблемы с нашей весталкой не будет? Я ей отлично всё объясню. И, знаешь, я уверена, что у таких опытных девственниц супружеская жизнь потом гораздо лучше. Они знают, что им нужно и как это получить, и умеют обращаться с мужчиной. А мужья их сильнее любят за умелые ласки и за своё чувство первого и единственного собственника.
Чету Грозовских я перехватил на выходе из института. Молодожёны - они такие умилительные. Морды, как у Винни Пухов, которые добрались до мёда. От одного их вида инсулин в крови повышается. С Танечкой я успел с утра перекинуться парой слов.
— Привет ячейке общества! Саш, тебя я ещё не успел поздравить. Прими все мои поздравления и пожелания. От всей души, поверь.
— Верю.
Мы обменялись крепким рукопожатием. Хороший сигнал, чистый.
— Тебе спасибо за подарок. На всю жизнь должник.
— Не помню, чтоб я тебе что-нибудь дарил.
— Не что-то, а её! — он крепко прижал к себе своё сокровище.
Сплетники вовсю судачат об их браке по расчёту. Не исключено. Но парень влюблён по уши, ноль сомнений. И Таня в него - никак не меньше. Вот и ладушки. "И моего тут мёду капля есть". Да на здоровье!
—Ребята, я сбагрил эти чёртовы зачёты и свободен, как ветер. Теперь я ваш. Владейте. Что у вас за дело?
— Марик, вы сможете в воскресенье быть у нас, с Олей. Часов в двенадцать? Ты был прав, папа тоже хочет поучаствовать в разговоре. Ну и просто посидим, пообщаемся. Я с Ольгой Николаевной познакомлюсь. Мы все рады будем. Придёте?
— Непременно.
—Марк, погоди, — Саша замялся. Ты, это, не думай и не сомневайся. Я знаю, Таня мне рассказала. Не всё, я понимаю. Но главное знаю. Ты мне это счастье сделал...
Стереотип общественника-карьериста верен в целом и в среднем, в общем. Но внутри выборки разброс огромный. Не мешаю ему выговориться. Он долго вынашивал эту речь, и сейчас мучается, рожая. Прервать — это обидеть больно и несправедливо. Неплохой он парень. А Виктор Евгеньевич, с его-то умом и проницательностью, он и близко не подпустил бы к своей семье недостойного человека. Если отдал ему любимую дочку...
— И он меня предупредил, что ты человек особый, на особом доверии. И тебе можно верить в любом деле. Но мне хватает, что Таня о тебе сказала. И я верю.
— Спасибо, Саш, тронут, ей-богу, тронут. Давай закроем тему навсегда. Лады?
Он хорошо улыбнулся. Мы снова крепко пожали руки, и я потопал домой мимо трамвайной остановки. На ходу лучше думается.
— Вы нас совершенно очаровали, дорогая Ольга Николаевна. Очень надеюсь, что вы не очень торопитесь, и мы продолжим наше приятное общение после того, как обсудим некоторые — генерал слегка замялся, подбирая слова — некоторые деловые моменты.
— У нас нет на сегодня других планах, Виктор Евгеньевич, но полностью согласна с вами и доктором Фаустом: сначала было дело. Давайте им займёмся. Но сначала отметим один момент, с вашего разрешения. Учитывая некоторые особенности собеседников следует всё, что можно, говорить вслух.
Генерал кивнул в знак согласия. Посыл "всё, что можно" принят.
— Видите ли, Танечка за последнее время очень изменилась, радикально изменилась к лучшему. Честно говорю: нет для меня, отца этого создания, большей радости, чем её счастье. И тому, кто совершил эту метаморфозу, — кивок в мою сторону — я благодарен от всей отцовской души. Но сами понимаете, эти перемены отметили все, кто с ней знаком. А как же: за год с небольшим мой серенький воробышек каким-то чудом превратилась в такую вот царевну-лебедь.
Таня с самым серьёзным видом изобразила изящнейший реверанс и грациозным прыжком назад, даже не оглянувшись вспорхнула на отцовский письменный стол, точно между телефоном и часами. Оглянулась на меня. Я показал большой палец.
— В институте проще — вступил в беседу молодой супруг. — Всем объясняем, что с Таней занимается тренер по спецподготовке, которому невозможно никак попасть иначе, чем через Виктора Евгеньевича. Всё, на этом вопросы кончаются. Но у нас есть знакомые... как бы это сказать...
— Давай я скажу. Я баба простая, из рабочих и крестьян. Мы гимназиев не кончали, а Менделеевка не в счёт. Ваше неформальное общение происходит в элитных сферах, где все люди тёртые, и такая лапша у них на ушах не виснет. Перед ними все спецтренеры стоят исключительно смирно. И вот им непонятно, откуда у залеченной эскулапами, серой, неуклюжей зубрилки вдруг появилась такая сила, грация, обаяние, а главное — колоссальный секс эппил? Ладно, здоровье, гибкость, координацию — это можно на тренировки списать. Хотя, такое, как мы наблюдаем у Танечки, нарабатывается многими годами строжайшего режима и регулярных упражнений. Балерины, художественные гимнастки, цирковые... да. Там без вопросов. А тут — сплошной вопрос. Откуда оно взялось и как это нам или нашим дочкам заполучить? Ну и давят, выжимают. Танечка полюбила Сашу — совет вам да любовь! — и открыла этот секрет любимому мужчине. Это нормально, Таня, не напрягайся. Это так и, дай вам бог, так должно быть. Саша это всё понял и принял правильно. Взаимные секреты, тайны порождают подозрения, которые отравляют любовь и угробляют брак. У вас этой гадости нет. И, я уверена, не будет. Но Саша не выдержал давления и где-то проболтался. Или это ты сама, красотка? Ладно, информация ушла в народ. Кого нам сватают в ученицы? Это помимо тех, кого надо лечить, Виктор Евгеньевич? Коля — это только начало. Проверка на вшивость. Так, что, товарищ генерал?
— Ничего, кроме восхищения, Ольга Николаевна! — генерал поклонился. — Всё абсолютно правильно. Танюш, помогла бы ты маме с бабушкой. Оба хороши. Как там: " На хвастуна не нужен нож". Но ладно бы только эти, как вы их назвали, элитные дочки. Некоторые — дочки моих друзей. Но есть ещё девушки, которым для серьёзного дела хорошо бы стать вашими с Марком ученицами. Очень бы хорошо! С физическим развитием у них всех полный порядок, а вот...
Оля пристально взглянула на него, и генерал еле заметно кивнул.
— Дайте подумать, Виктор Евгеньевич. — и немедленно погрузилась в глубочайшую задумчивость. А из глубины квартиры донеслось:
— Саша! Нам нужная мужская помощь.
Саша, извинившись, вышел. Тут же вернулась Таня и снова устроилась на столе..
— А знаете, это интересно! Как мы это устроим? Марик, есть идеи?
— Школа гетер имени Маты Хари. Сойдёт? Где закажем вывеску?
— Шалопай. Если б не твои таланты...
— С губы не вылазил бы, товарищ генерал-лейтенант! А если серьёзно, то если заниматься индивидуально, у нас не хватит ни сил, ни времени. Значит, нужно работать с группой плюс индивидуальные занятия. Люди же все разные. Места у нас для этого нет. Нужно помещение, зал. Совсем небольшой. Группа будет не более шести - максимум восьми учениц. Обязательно зеркала. Идеально бы сделать зеркальную стену. Поскольку мы будем готовить не балерин, хорошо бы, чтобы это выглядело просто обычной просторной комнатой, только со свободным пространством перед зеркалом. Тепло должно быть и хорошая вентиляция., душ, туалет. Ну, это само-сбой. Не у чёрта на рогах. Это всё реально?
— Более, чем. Можно использовать репетиционный зал балетной труппы. По вечерам он свободен.
— Папа, нельзя. Мы же с тобой говорили. Там сразу любопытные набегут на голых девчонок, которые очень необычно репетируют.
— Таня права, Виктор Евгеньевич. Не сомневаюсь, что придут здоровые, хорошо развитые, красивые девушки. Обычная гимнастика им не нужна. Вам или им, не суть, нужно другое: умение очаровывать, соблазнять, покорять мужчин. Управлять ими. В том числе — в постели. И не с одной целью заарканить мужа. Это нужно только нескольким дочкам ваших друзей или их мамашам, к которым мужья поостыли. Марк же прав, помянув гетер и Мату Хари?
— Прав. Это у вас не всё.
— Женщины и секретность. За тех, что уже прошли интервью у меня в Москве я спокоен. Профессионалки. Виктор Евгеньевич, ну что вас удивляет? Логика? А вот дочки могут создать проблемы. Можно сделать раздельные группы. "Боевых гетер" я мог бы учить и у себя дома, если их будет не очень много. Это просто. А вот как удержать дочек от рассказов самым-самым подругам под самым-пресамым секретом, какими упражнениями занимались совершенно обнажёнными, и с кем именно занимались?
— А в нормальных трико нельзя? Или хоть в бикини?
— Можно. Но тогда мы с Марком не нужны. Нормального хореографа и психолога вполне достаточно. Но цель всей затеи другая: развить женственность. Научить управляемой сексапильности и умению её использовать — Оля лукаво улыбнулась. — на благо безопасности страны. Чувственность развивать! Говоря поганым языком наших морализаторов, учить утончённому разврату. Но это они пусть в потёмках под одеялом потные бутерброды лепят. Так им и надо. А мы хотим и будем учить радости, красоте, восторгу тела и неотделимой от него души. Среди нашего общества победивших ханжей! А это самое тело возьмём и спрячем в тряпки. Нонсенс! Во времена расцвета эллинизма гимнастикой занимались только обнажёнными, причём, как мужчины, так и женщины. Само это слово происходит от "гимнос" — голый. А в школах гетер, там уж точно, обучались в коричневых платьях с белыми фартуками. (Ольга скривилась, как от приступа тошноты.) Можете Марка и Танюшку спросить. Они вам прочитают лекцию об эротогенных рецептивных полях и их реципрокных взаимодействиях со зрительной корой через ассоциативные нейроны ретикулярной формации. Не то, что я — практик от сохи. Я ничего для вас обидного не сказала? Простите. Для меня это больная тема.
—Какие тут обиды, Ольга Николаевна. Истина, с которой не поспоришь. Не продолжайте. О том скотстве, что творится во всех этих охотничьих домиках и турбазах я отлично знаю. Не будем тратить слов на эту дрянь. Ваши уроки по сравнению с этим — королевский балет под управлением кардинала. Когда всё подготовим, начнёте работать. Я так понимаю, что главная роль — Марка?
— И Тани. Некоторые вещи может преподавать только женщина — женщинам. Представьте себе, как Марк демонстрирует грацию и изящную женственную пластику движений. Умора! А мне там вообще лучше не светиться, разве что при самой крайней необходимости. Мне вы направите пострадавших на этой идиотской войне. Но только самых сложных. Естественно, не раньше того, как увидите здорового Колю. Можно это и у меня. Спасибо за заботу, не откажусь, разумеется, но обойдусь пока и так. Людям плохо!
—А здорового Колю я увижу?
—Очень надеюсь на это. Но там всё очень сложно. Настоящий клубок противоречий. Проблему Коли можно решить только через его девушку. Танечка, без тебя мы не справимся. Виктор Евгеньевич...
— Если бы я хоть чуть-чуть сомневался в вашей с Марком порядочности, этого разговора просто не было бы. Медицина, если я правильно понимаю — это не только таблетки и скальпели. А насколько вы превосходите наших академических эскулапов... Вон оно, чудо, мой стол украшает. Раз уж она посвятила себя медицине, так пусть станет излечивающим врачом. Слезай, кому сказал! Но в порядке любопытства, можно спросить?
Оля рассмеялась.
— Какие от вас тайны. Катя оказалась работницей нашего завода. Меня сразу узнала. Как я ни стараюсь, дистанцию между собой и девушкой из алтайской деревушки староверов сократить не могу. Она меня боится. Нужно промежуточное звено, посредник. О Тане она ничего не знает. Татьяна, сможешь закосить под простую девчонку?
— Смогу, Ольга Николаевна, смогу! Ой, как интересно будет!
— С этого момента — Оля.
— Эй, вы там, заговорщики! Ау! Всё остынет!
Таня и в самом деле очень помогла нам в работе. Оля представила её как ещё одну свою ученицу, у которой с парнем такая же беда. Оля обучала их обеих таинствам женского эротического колдовства. В присутствии Тани, спокойно и свободно общавшейся с наставницей, пиетет (граничивший со страхом) к столь высокопоставленной персоне, как аж целый директор завода, как-то скукоживался и не мешал делу. Между девушками даже началось соревнование, а наблюдая за тем, как Учительница "придирается" к её новой подруге и хвалит её гораздо реже, Катя уверилась, в конце концов, в собственной силе и неотразимости. У неё появился тот бойцовский кураж, что умножает силы слабого — почти непременное условие успеха. Я во всё это не влезал Других забот хватало. Только раз, по просьбе Оли сделал контрольный тест: пришёл в середине урока без предупреждения. Отпер дверь своим ключом и без стука вошёл в комнату, где три нагие колдуньи извивались в диком танце при свете свечей под музыку, знойную, как сочинское лето. Ольга и Таня просто остановились и спокойно, по-дружески со мной поздоровались. Катя же, взвизгнув, закрылась руками и спряталась за Таниной спиной.
— Ошибка. — мрачно констатировала Ольга. — Грубая ошибка. Двигаться уже научилась, а женской смелости пока ещё - ну, ни на грош. А ещё такая красивая. Глянь на Таньку: спокойна, как Великая Змея. Включи этот трек с начала. Исполнишь весь танец перед ним. Раз, два, три! Пошла!
И Катя безропотно пошла. И танцевала. Я не сводил с неё глаз, стараясь, чтобы она это чувствовала. Постепенно из её движений ушла скованность, а с кожи бледность. Она порозовела, заблестели глаза. Танец увлекал и возбуждал её всё сильнее. И это возбуждение поднималось почти до экстаза. С последним аккордом она замерла передо мной. Плечи развёрнуты, груди торчком, взгляд сверху вниз, презрительный и гордый. Глубокое учащённое дыхание ещё усиливает ощущение на пределе сдерживаемой страсти. Где та деревенская простушка из таёжной глухомани, которую угораздило влюбиться в заезжего студента? Эта — мучительно соблазнительная искусительница, чертовка, которой только рожек не хватает на всклокоченной головке. Ольга сотворила чудо! Мы, все трое зааплодировали.
— Вот же, чёрт её дери, может, когда хочет! Танька, вот именно этого я от вас добиваюсь! Ну, молодца! Попей, отдышись. Взглядом надо презирать и звать одновременно. Это ещё отработаем. Марк, что с Колей?
— Могу сказать, что готов. Сильнее его накачивать нельзя. Я сделал всё, что мог. Буду поддерживать в таком тонусе. Но долго так нельзя. Когда у тебя Катя будет готова? Я Колю привезу, и — пан или пропал. Но я уверен, что пан. Кать, ты меня проняла до селезёнки, аж дрожу. Умница!
— Через неделю. Нет, через полторы. За это время отработаем детали. Мне один бывший ученик с проводницей послезавтра перешлёт пару склянок. Одна тебе, натрёшься с ног до головы: особое благовоние с Гоа. Вторую скормим ему. Настойка коры дерева Йохимбе. И всё! Победа за нами. Держись, Катька!
— Ольга Николавна, миленькая, а быстрее? Марк же сказал, что Коля готов.
— А ты? Хочешь залететь с первого разу? Если он на тебя кинется, не дашь? Без загсовской печати: дашь или не дашь?
Всё то время, что Оля обучала и тренировала девушек, я работал с Николаем. Упорно пробивался к активной части его сознания, доступной рациональным аргументам. У меня самого трещала башка и снились по ночам кошмары. Снова подвергать мозг парня акустической атаке мне не хотелось категорически. Что там натворит это адское сочетание звуков, что сломает бесповоротно? Не хочу и не буду! Точка. Как-то перед его приходом (его приводила мать, иногда отец) я разбирал пробные отпечатки с московских плёнок. Когда после сеанса вышел на кухню — кормить его надо было обязательно — и занялся нехитрой стряпнёй, звуки из гостиной заставили меня всё бросить и ринуться туда. В руках у моего пациента была папка со снимками, которые он просматривал с явным интересом. И он говорил! Вяло, страшно медленно, бесцветным, лишённым интонаций голосом, но говорил!
— Мам, а здесь мы с тобой были, помнишь? Какая красивая. Вверх ногами, гимнастику делает...
Его мать, скромная, всегда печальная женщина лет сорока пяти, сидела, что называется, ни жива, ни мертва, и шептала какую-то бессвязную молитву.
— Ой, медвежата какие! — явно умилился Коля.
От моего выдоха заколыхалась гардина на окне. Пробился! Срочно закрепить успех, пока не закрылся канал. А как?
— Да обнимите же его! Целуйте, говорите с ним! Он же возвращается!
Кассету, срочно! Какого дьявола так далеко её запрятал?! Скорее! Скорее! Мелодию реверса. Убрать басы на минимум. Наушники. К чёрту! Потерпим. Ээээооооооээээ!
Главное, самое главное сделано. Разделенное сознание объединилось, срослось. Да, тяжелейшая депрессия. Да, чудовищный комплекс вины. Это понятные - даже не проблемы - трудности, всего-навсего. Так на то их нам посылает Аллах, что было удовольствие от преодоления. Спровадив счастливо всхлипывающую мамашу с сыном на кухню, я немедленно назвонил Ольге.
— Ну и пусть беременеет хоть тройней. К тому времени она уже замужем будет. Срочно доводи девку до кондиции и назначай место и время. У тебя? Так у тебя. Всё. Замётано.
Когда эта парочка выбралась из Олиной машины, и Николай, подхватив Катю на руки понёс её в дом, мы с Олей страховали их с двух сторон. Полюбоваться на это зрелище сбежалось не менее полусотни соседей. В "частном секторе", как в деревне, все всё знают о соседях. Опасно пошатываясь на подгибающихся ногах, он прошагал с ней прямо в свою комнату. Салютом любви прозвучал хлопок дверью у нас перед носом.
— Перактум эст, — только и успела пробормотать Оля, как на нас обрушилось. Уже в машине, по дороге домой, оттирая с себя помаду, Таня жалобно вопросила:
—Ладно, так вам и надо, а мне-то за что? Я же не при чём.
— Не при чём, а при ком. При Катерине. Страдай молча.
— Ну и наслушаются они сегодня ночью, — сказала Оля, имея в виду Колиных родителей. — Я рулю к тебе. Надо срочно умыться. Долго я не вытерплю столько слёз и слюней на своей роже. И дерябнем по маленькой за их счастье. У тебя найдётся?
Продолжение следует.
Свежие комментарии