В рунете есть сотни советов по коммуникации с детьми – что нужно и что не нужно говорить ребёнку. Но за потоком этих мануалов мы забываем главное: возможно, стоит начать с того, чтобы общаться с детьми, как с личностями, достойными внимания и уважения? Психолог Ирина Беляева – о том, что это так просто и так сложно – заметить того, в ком росту метр с кепкой, и отнестись серьезно к его потребности в уважении.
Где-то на планете Земля уже давно поступают именно так – общаются с детьми, как с равными. И в этих местах не принято кричать на человека в школе или писать у него на лбу. Не будешь же ты писать на лбу у коллеги или соседа, ну только если он сам тебя об этом не попросил? Ниже – несколько сценок для иллюстрации.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
США, травмпункт, восьмилетняя девочка, поранившая губу, ждет с родителями в приемном покое.
Открывается дверь:
– Привет, – двухметровый медбрат входит в кабинет, присаживается перед девочкой на корточки, улыбаясь и протягивая руку. – Меня зовут Бен, я – медбрат, и я здесь для того, чтобы помочь тебе, и чтобы ты ничего не боялась.
Родителей он пока «не видит», ну, может быть слегка кивнул в их сторону при входе. Нет, он весь сосредоточен на маленькой пациентке, ведь это ей страшно, возможно, больно, это она пришла к нему за помощью, а родители вполне способны и подождать. Девочку так просто не купишь, она этих врачей на дух не переносит: губы сжаты, рука Бена повисла в воздухе без ответного рукопожатия. Но он не отчаивается, у него есть время. Такое ощущение, что у него в запасе вечность. Бен будет говорить обо всем: о платьях и розовых пони, о врачах и палатах, о еде и новом мультике, он покажет все инструменты и объяснит зачем они, сначала «попробовав» их на своей руке, на руке мамы, лишь потом поднеся к коже ребенка.
В какой-то момент мне, как маме, становится неудобно – ну такая же ерундовая задача – просто посмотреть, что там с губой, и решить шить-не шить, а она тут капризничает. А может быть я просто завидую дочке? Или медбрату и его терпению? Или просто ломается шаблон? И я молчу и наслаждаюсь профессионализмом Бена, потому что это действительно самое важное для врача и пациента – установить отношения доверия. Даже если этому пациенту три с половиной, восемь или 12 лет.
У всех врачей и медсестер, которых я встречала в США, кажется есть бесконечное количество времени и терпения. В какой-то момент я понимаю, что дело не в терпении. Они не терпят, они знают, что отношения между врачом и пациентом, психологическое состояние последнего, не менее важно, чем любые медицинские манипуляции. И в итоге дети и взрослые им доверяют, расслабляются, сотрудничают и позволяют помочь себе.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Санкт-Петербург. Травмпункт. Та же девочка с той же мамой. У девочки клещ в ухе.
В травмпунке нет пациентов, есть только врач и сестра: приятные женщины, доброжелательные, вежливые и профессиональные. Мама с девочкой входят в кабинет:
– Так, что у нас тут? – спрашивает врач. – Клещ? Ерунда. Садитесь на стул, держите ребенка, сейчас мы его быстро вытащим.
У кого «у нас»? Клещ не «у нас», клещ - у ребенка, который не понимает, что с ним будут делать, которому очень больно, потому что уже очень страшно, который вцепляется мертвой хваткой в маму и кричит: «Что? Что они будут делать со мной?».
Я громко и четко говорю дочери:
– Наташа, сейчас доктор все тебе объяснит, покажет инструменты, мы поговорим, ты успокоишься и, когда будешь готова, – вытащим клеща.
Конечно, я говорю это не для дочки, я говорю это для двух взрослых женщин в белых халатах, но они меня не понимают. Им искренне неясно, зачем все эти «танцы с бубнами» вокруг девочки и ее клеща. Это же действительно ерундовая процедура, они проделывали ее тысячу раз, и все живы. Вот сейчас мама подержит – секунда и готово, а так придется потратить минут пять-семь лишних на бесполезные разговоры. Чего ради? Душевного комфорта ребенка? Это все – новомодные выдумки, на которые время есть только у бездельников. Ну ладно, иногда мы можем улыбнуться, назвать ребенка «кошечкой» и «рыбонькой», но если прошло минуты три, а «кошечка» не успокоилась и не поверила, что «все будет хорошо, и это не страшно» (что «все»? что «это»?), то у нас появляются первые признаки раздражения, мы начинаем закипать.
Происходит подобное совсем не потому, что врачи какие-то злые люди и им нравится мучить детей и взрослых. Просто так удобнее, так привычнее. Им странно знакомиться с ребенком, что-то ему объяснять, болтать с ним о жизни – их дело «пользовать пациента». Приносить пользу любым способом. А мне странно заходить в кабинет с десятилетним сыном и слышать: «Так, ребенок садится вон на тот стул, а вы, мамочка, поближе, ну что «у вас»?». Он же – живой, настоящий человек, ничуть не хуже нас с вами, требующий дополнительного внимания в силу своего юного возраста. Спросите как его зовут, представьтесь сами, пожмите руку. Обычно приличные люди начинают совместную деятельность именно с этого.
Когда я училась на психолога, наш преподаватель – профессор психологии СПбГУ – шутила, что детских врачей стоит отправлять перед выходом на работу на стажировку ветеринаром к крупным хищникам. С хищниками приходится быть очень внимательными, ласковыми, осторожными, предупредительными. А то слопают и не подавятся. А дети? Дети тебя не съедят, с ними можно по-простому: ты же знаешь, что делаешь доброе дело, так зачем церемониться! Особенно мне нравятся фразы: «Зачем ты обманываешь, что тебе больно и страшно, я знаю, что это совсем не больно», «если будешь себя плохо вести – попросим маму выйти из кабинета». Правильно! Конечно, тебе – чужой тёте – лучше знать, больно мне или нет. А то, что больно может быть просто от страха и напряжения, тётя уже забыла, она же не боится. Маму обязательно нужно выгнать, тогда ребенок совсем лишится поддержки и воли и будет в твоей взрослой власти, ты можешь сделать с ним все, что необходимо «во имя добра».
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Санкт-Петербург. Магазин детской одежды. Мама с дочкой входят в магазин – к ним бежит продавец и предлагает помощь.
Да, помощь нужна: они ищут туфли для девочки. Милая продавщица несет коробку за коробкой. Но кому она показывает туфли? У кого спрашивает про цвет, модель, размер? Может быть, у ребенка? Ведь туфли покупают дочке. Нет – у мамы. И правильно, скажете вы, это мама принимает решение, банковская карточка лежит в ее кошелке.
Ну, хорошо. Представим, что вы пришли в магазин с мужем, и банковская карточка, привязанная к вашему общему семейному счету, лежит в его кошельке. Давайте попробуем догадаться, кому будут показываться туфли и платья? Мужу? Вы стоите посередине магазина, рядом – супруг, вокруг него бегают консультанты: «А давайте оденем ее в красное платье? Или нет, мы можем предложить вам розовое! Ну-ка деточка, померишь? Вот сюда ножку поставь и повернись, чтобы муж как следует рассмотрел». Надеюсь все же, что с вами поступают иначе, потому что вы – взрослый человек и имеете право выбирать, с вами считаются. Интересно, со скольки лет нужно считаться с ребенком?
В голову приходит мысль, леденящая кровь. А вдруг, если спросить самого ребенка, девочка сделает неправильный выбор? Что тогда? Возможно, конечно, небо упадет на землю. Возможно, правда, мама просто скажет продавщице: «Извините, мне нужно кое-что обсудить с дочерью, и потом мы примем решение». И объяснит дочке, почему они не могут купить эти туфли. В нашей истории, я, понимая, что эта милая молодая девушка, которая искренне пытается быть приятной, игнорирует мою дочь не со зла, а потому что с ней поступали именно так, подчеркнуто переадресовываю каждый вопрос дочери и застываю в ожидании ответа. И, о чудо! На третий раз продавщица вдруг понимает мои намеки и начинает вести беседу с настоящей клиенткой, хоть и восьми лет от роду.
Подобные сцены разыгрываются перед нашими глазами ежедневно: вы идете записывать ребенка в школу или садик. Кто будет учиться? Вы или ребенок? А с кем здороваются, кому задают вопросы, кому показывают школу? Родителю. На самом деле, родитель как раз всегда может задать вопрос, если потребуется, а вот ребенку нужно протянуть руку, наладить контакт, чтобы он почувствовал себя уверенно. Когда в американской школе директор при встрече поздоровался с моими детьми и повел их по школе, сын все время озирался, не понимая, неужели вот этот взрослый мужчина в костюме на равных разговаривает именно с ним, а не с мамой и папой.
Мы приходим в ресторан в России, на кого смотрит официант, принимая заказ? Да, детские меню уже не новость и детские комнаты есть повсюду, но почему не спросить у ребенка, что он хочет? Закажет не то? Помилуйте, платить все равно вам, и ребенок знает, что вы одобрите, а что – нет. Вы сделаете заказ быстрее? Но разве лишние 30 секунд, которые позволяют вам отнестись к ребенку, как к личности, не стоят того? Ничего не произойдет, кроме того, что маленький человек в очередной раз поймет, что имеет право на существование, с его мнением считаются.
Такие ситуации мы постоянно можем наблюдать в магазинах, транспорте, на улице, в школах и садах. Можно ли ее изменить? Конечно. Начать придется с себя. Обратить внимание на то, принимаем ли мы в расчет мнение ребенка. Переадресовывать вопросы других взрослых по адресу и терпеливо ждать ответа. Не обсуждать ни своего, ни чужого сына или дочь в третьем лице в его присутствии. Прекратить уже употреблять «у нас», «у вас», когда дело касается отдельного человека, хоть и трёх лет от роду. Быть предельно вежливыми, но все же давать понять другим, что в вашей семье любой человек может принимать какие-то решения самостоятельно. И наконец-то начать коммуницировать с другими детьми, как с полноценными личностями, а не через их родителей. Поверьте, они понимают гораздо больше, чем вы думаете.
Свежие комментарии