Врача обманывать бесполезно и опасно. Непридуманная история

Это случилось зимой в пульмонологическом отделении городской больницы. Нас, врачей, оставалось на всё отделение двое.  А в то прекрасное утро, когда мы примчались на работу, как всегда, размышляя по дороге, за что браться сначала, нам, на наши бедные головы, свалилась ещё и эта дама.

Она лежала в коридоре на диване (мест в палатах не было) под кислородом с закрытыми глазами и абсолютно не реагировала на окружающее.   Медленно капала капельница, поставленная дежурными сестрами ещё ночью. На вид и по документам ей было, как мне помнится, что-то около пятидесяти.  Даже при беглом врачебном осмотре было понятно, что дело серьёзное. В ответ на прикосновения или вопросы она, не открывая глаз, тихо бормотала что-то невнятное. Ещё не кома, но… близко к тому. Давление было опасно низким. И при таком тяжелом состоянии женщины причина этого состояния была нам абсолютно непонятна.

Скорая помощь привезла её ночью к нам в больницу с так называемым «транспортным диагнозом». Это известное врачебное выражение немножко жаргонное. Означает оно вот что. Допустим, приезжает врач скорой помощи на вызов. Видит, что случай серьёзный, больной нуждается в госпитализации, а что с ним – неясно. И ни времени, ни возможностей разбираться нет.  И ставит он какой-то формальный, как он и сам понимает, скорее всего, не правильный диагноз, чтобы получить направление на госпитализацию. Предполагает, что там, в стационаре, разберутся. И какие к нему могут быть претензии? Вот и в этом случае стоял транспортный диагноз: пневмония. Конечно, никакой пневмонии у этой пациентки не было. Ну, 2-3 пневмосклеротических хрипа после перенесенной когда-то пневмонии прослушивалось…  Так что врачу скорой помощи было к чему прицепиться. Обычная история.

Короче, надо было одновременно и выяснять диагноз, и выводить пациентку из тяжелого состояния. Было понятно, что у больной, скорее всего, какая-то интоксикация. А какая? (Печень? Почки? Диабет? Инфекция? Мозговая инфекция? Передозировка какого-то лекарства? Отравление каким-то нелекарственного происхождения ядом?) А, может быть, и первичная мозговая патология… - Нет. Всё-таки больше было похоже на интоксикацию.

В истории болезни дежурный врач записал, что больную при поступлении сопровождала дочь. На расспросы врача она заявила, что травм у пациентки не было, и она ничего особенного не принимала. А поздно вечером вдруг впала в такое состояние.

Естественно, все остальные дела и пациенты, кроме тяжелобольных, были в то утро брошены. Новенькой не переставая капали большое количество жидкости, чтобы понизить в организме концентрацию неизвестного яда. Подняв давление, вводили мочегонные, чтобы токсин вывести.. Давали кислород. И т.д., и т.п. Подходили каждые 15-20 минут, чтобы отслеживать динамику опасного состояния. Одновременно по очереди висели на телефоне. Надо было объяснить ситуацию и договориться с перегруженной лабораторией больницы, чтобы срочно взяли и экстренно сделали все нужные анализы. В том числе те, которые обычно экстренно не делают. Надо было давать указания бегающим по отделению очень занятым сёстрам, которых для этого надо было ещё отловить. Надо было убедить бросить все дела и срочно прибыть на консультацию занятых своими собственными больными невропатолога, инфекциониста, эндокринолога. И с каждым из них - микросовещание. Кроме того, не смотря на утверждения дочери больной, я позвонила в Центр отравлений НИИ Склифосовского и договорилась, что они нам сделают все те специфические анализы, которые не делают в обычной городской больнице: содержание в крови наркотиков, снотворных и некоторых других лекарств. Опять-таки надо было организовать отправку крови своим ходом с санитарочкой в другую больницу. Понятен Вам объём волокиты с этой пациенткой? – Работа в скоропомощной больнице вообще не для бездельников, а тут была такая беготня для обоих!

Были уже проведены консультации некоторых специалистов, были получены данные биохимических анализов, но ситуация не прояснялась. Отрицателен. Нет. Не то. Не похоже. Что же это наконец?!

Однако к двенадцати часам дня наши лечебные мероприятия постепенно дали результат: больная, хотя и оставалась заторможенной, всё-таки слегка пришла в себя. Женщина пошатываясь, села и спросила: «Где я?» Второй вопрос был: «Есть ли в вашем отделении мужская половина?» - Узнав, что есть, пациентка попросила зеркало. Далее она рассказала, что с ней случилось.

 Оказывается, она только что выписалась из другой больницы, где лежала с повышенным артериальным давлением. Вернувшись домой, она обнаружила, что за время её отсутствия дочь поселила в квартире потенциального зятя. Зять ей не понравился. Они выяснили отношения, в ходе чего зять (Это травм-то не было!) оторвал дверцу у шкафа и стукнул её по голове. Она обиделась и выпила (Это ничего не принимала!) сразу все снотворные таблетки, которые были в её доме с целью самоубийства.

Короче, состояние женщины больше не вызывало опасений, ситуация, наконец-то, прояснилась, и мы с коллегой-приятельницей наконец-то пошли на обход, чертыхая свинью-дочь  и мечтая обойти до обеда в больнице хоть часть палат. И в это время меня срочно вызвали к телефону.

Звонили из института Склифосовского. Взволнованный женский голос сказал, что только что получены данные анализа присланной к ним утром крови. «Содержание барбитуратов (снотворных в крови) в столько-то (за давностью лет не помню во сколько) раз превышает предельно допустимую концентрацию! - Она жива? – Готовьте переводной эпикриз. К вам срочно выслан реанимобиль для перевода к нам, в Центр отравлений.» Я объяснила, что женщина уже вне опасности. Пока мы вели переговоры, загремел грузовой лифт и через приоткрытую дверь ординаторской я увидела, как мимо по коридору быстро промчалась каталка нагруженная всякой современной реанимационной аппаратурой. Её катили, шедшие спереди и сзади, два рослых очень спортивных и пружинистых молодых реаниматора из «Склифа»  в красивых зелёных хирургических костюмах с масками и шапочками. Видно, кто-то уже показал им дорогу. Они неслись прямо к дивану с пациенткой, чтобы, не теряя времени, начать её героически реанимировать. Я положила трубку и побежала их догонять.

Посмотрели. Обсудили. Реанимация и даже просто специализированное отделение были тут уже явно не нужны. Ребята немного подумали. Я смотрела на них вопросительно. Они вызывали у меня уважение своей явно очень высокой реанимационной квалификацией. «Возьмём, раз уж приехали. Пусть у нас долечивается - решили они – ведь у вас она не по профилю? - Пишите переводной.» - «Конечно!» - обрадовалась я, подумав о переполненном отделении. И довольная отправилась в ординаторскую быстрее оформлять переводные документы, чтобы не задерживать коллег. Дверь ординаторской была по-прежнему открыта настежь. В проём было видно, как каталка проследовала обратно к лифту. Теперь уже медленно, не торопясь. Впереди не было никого, передние ручки каталки проследовали мимо сами по себе, их никто не держал. Далее на каталке, поверх аппаратуры возвышались теперь сумки больной.  Она сама и катила всё это, толкая сооружение сзади. Реаниматоры вдвоём шли за ней. Мне сразу пришло в голову слово  - хиляли. По неторопливой  походке вразвалку чувствовалось, что они  немного расслабились, пользовались возможностью. Куда девалась их пружинистая прямая, прямо-таки военная,  выправка? Они даже как-то  сгорбились и были похожи теперь на разгильдяистых подростков на прогулке.

Со второй половины дня я, наконец-то смогла заняться текущими делами…

Все мы в жизни были вынуждены не раз искажать истину или, выразимся прямее: врать. Я не отношусь к непреклонным правдолюбцам и моралистам. Моё личное мнение:  в общении с людьми правда нужна не всегда. Гораздо выше я ставлю бережное отношение к окружающим. Но вот беседа с врачом – это тот случай, когда правду говорить, видимо, всё-таки  необходимо. Почему? – Во-первых, лгать часто бесполезно. Скорее всего, правда всё равно выплывет на свет, и будет большой конфуз вместо маленького. Во-вторых, скрывать или искажать информацию опасно, а не будучи специалистом, вы не можете оценить степень опасности. Ни одна неприятная тайна не стоит чьей-то жизни и даже просто здоровья.