Когда думаешь, что сказать человеку, переживающему горе, обычно на ум приходят либо банальные слова, либо сухие фразы, либо вообще не знаешь, что говорить. Например, когда человек после потери близкого выходит на работу, коллеги считают важным сказать: «Соболезную», «Мне очень жаль», «Сочувствую». Но одно дело, когда это говорится от сердца, теми, кто действительно сочувствует, другое дело — когда такие слова повторяют все подряд.
Дежурные фразы, в лучшем случае, проходят мимо, но могут и обидеть, разозлить тогда, когда сказаны лишь бы сказать, ради формы.
Так происходит совсем не потому, что люди глупые, жестокие или равнодушные, а потому что они чувствуют себя неловко и считают своей обязанностью что-то сказать, как-то отреагировать на чужое горе. Я считаю, что здесь должен работать принцип: если слова идут от души, от сердца, если хочется сказать — говори. Но не стоит произносить сухих банальностей, просто чтобы сказать. Не знаешь, что сказать — помолчи или скажи правду: «Я не знаю, что тебе сейчас сказать. Что мне для тебя сделать, чтобы тебе стало лучше? Хочешь, я просто посижу рядом? Мы можем вместе молчать или говорить. Что мне сделать для тебя?». Потому что бывает, что люди в попытке утешить горюющего человека, делают ему только больнее.
«Я вас понимаю»
Обычно внутренняя реакция на такую попытку утешить: «Нет, не понимаешь!». Свои раны всегда сильнее болят. Даже если у тебя была в жизни похожая ситуация, она — твоя, ты ее переживал иначе. Горе всегда индивидуально.
Кроме того, когда человек переживает собственное горе, ему не хочется слышать про то, как у тебя было. Ему важно поговорить о своем.
Когда-то нам на «Горячую линию» («Горячая линия» Центра экстренной психологической помощи МЧС России, которой Лариса Пыжьянова руководила с 2007 по 2014 гг. — ред.) звонила женщина и рассказывала, как 20 лет назад погиб ее отец, летчик. Однажды, позвонив, она попала на молодого сотрудника. И стала рассказывать ему, как ей было тяжело, поскольку в то время не существовало психологической поддержки, и она осталась наедине со своим горем. А молодой парень «на автомате» ответил: «Да, я понимаю». Женщина переспросила: «У вас тоже отец-летчик 20 лет назад погиб?!».
Слова «Я вас понимаю» могут быть еще положительно восприняты, когда так сочувствуют родителям, потерявшим ребенка, другие родители, у которых тоже умер ребенок. И все равно надо быть осторожными — ситуации у всех разные! У кого-то ребенок был абсолютно здоров, успешен и погиб внезапно, в результате трагической случайности: в один момент вся жизнь переменилась. У других, наоборот, ребенок тяжело и долго болел, они осознавали, что он умрет. Кому из них тяжелее? Могут ли они понять друг друга?
Поэтому и не существует заготовок и стандартных фраз для утешения, какой-то универсальной методички: все очень индивидуально.
«Успокойтесь», «Возьмите себя в руки»
Когда человек плачет, у него истерика, он злится, фраза «Успокойся» для него звучит как «Ты ерундой занимаешься!», «Перестань чувствовать то, что ты чувствуешь!». Это обесценивание его чувств. Надо понимать, что, если б он мог, он бы успокоился без всяких «подсказок». Но его горе, его страх изливаются именно в такой форме, это настолько сильные эмоции, что справиться с ними он не в состоянии.
На самом деле, истерика, крики, агрессия, слезы — это не что иное как запрос о помощи: он хочет, чтоб его услышали, поняли.
В этом случае надо признать и словами обозначить его чувства: «Я вижу, что ты злишься». Однако и тут нужна чуткость, надо верно подобрать слова, потому что если человеку, который в ярости, в лоб сказать: «Я вижу, что ты раздражен», он просто взорвется. Надо точно попасть в эмоцию: «Ты не можешь справиться, тебе хочется сделать что-то, но ты не знаешь что». Почему это важно сказать? Чтобы человек почувствовал, что вы его поняли. По сути, все его реакции — об этом: «Вы не слышите меня. Услышьте меня!».
Агрессия, ярость, истерика могут пугать самого человека, который проявляет эти эмоции. Он же смотрит на себя со стороны и думает: «Что я творю?! Я, должно быть, ненормальный».
Но в ситуации сильного горя крик, плач — это нормально. Надо дать ему право вести себя так: «Поплачь, выкричись. Ты сейчас в ярости, дай ей выход. Ты имеешь на это право». Давая такое «разрешение» на выражение чувств, вы еще и снимаете с человека чувство вины.
В нашей культуре вообще не принято открыто выражать свои чувства, мальчикам с детства говорят: «Не плачь», слезы считаются слабостью. Поэтому мужчины часто сдерживаются. Когда я видела, что мужчина, потерявший ребенка, балансирует на грани — у него трясутся губы, он сжимает кулаки – я могла сесть рядом, взять его за руку и сказать: «Бывают случаи, когда плакать имеют право все, даже мужчины. Плачьте, вы имеете на это право. А как по-другому — у вас большое горе, как может быть иначе?». Он заплакал. И ему стало легче.
Горе вызывает сильнейшие эмоции, острые переживания, — и это абсолютно нормальная реакция. Иногда дать человеку «разрешение» плакать, когда он сам себе его не дает — это уже большая помощь.
«Надо быть сильным!»
На самом деле, когда мы говорим: «Успокойся», «Возьми себя в руки», «Будь сильным» — мы проявляем заботу не о человеке, у которого горе, а о себе самих.
Чужие сильные эмоции тяжело видеть, мы не знаем, что с ними делать, нам хочется, чтоб это прекратилось, поэтому мы и произносим такие фразы, за которыми стоит послание: «Не демонстрируй мне весь этот ужас, твои эмоции меня пугают!».
Но иногда бывают важно сказать человеку так: «Сейчас ты плачешь, рыдаешь, у тебя горе, ты имеешь на это право. Но нам очень важно сегодня будет сделать вот это и это (например, оформить документы). Ты поплачь, но когда ты сможешь, давай это обсудим».
Бывает, что кто-то один в семье как бы забирает «монополию на горе» и позволяет себе обвинять всех, без конца биться в истерике и агрессии, не замечая, что его семье тоже очень плохо. Важно сказать: «У тебя большое горе. Но оно и у твоего мужа, и у твоих детей, твоих родителей — они все страдают. Вы должны быть вместе в вашем общем горе».
Когда еще хочется сказать человеку: «Возьми себя в руки, будь сильным»? Когда у него апатия, он отвернулся к стенке и лежит так днями, ни на что не реагируя. Такие проявления горя — хуже, чем агрессия или плач: апатия говорит о том, что у человека нет сил.
Поэтому бессмысленно от него требовать, чтоб он взял себя в руки, собрался. О нем надо позаботиться на физическом уровне: приносить ему еду, питье, кормить, если надо, поить чаем. А затем потихоньку расшевелить его: плавно вовлекать в какую-то деятельность — предложить погулять, сходить в магазин, чем-то помочь по хозяйству. Тогда силы появятся.
«Держитесь»
Действительно, эта очень распространенная дежурная фраза, часто она не вызывает ничего, кроме раздражения. «За что держись?!», «Как держись?».
Но совсем недавно я услышала рассказ молодой женщины. Она очень тяжело переживала потерю мужа, много плакала, тосковала. У нее был пожилой свекор, к которому она относилась с большой теплотой. И однажды поехала к нему, чтобы поддержать, побыть рядом. Однако когда она приехала, то поняла, что если начнет говорить, то разрыдается. Она не хотела плакать — она же приехала поддержать, а не быть утешаемой.
Получилось так, что они просто молча просидели весь вечер за столом. Пили чай и молчали. А когда она встала, чтобы попрощаться и уйти, свекор обнял ее и сказал: «Ты уж держись, дочка». И в этих словах звучало столько любви, заботы и тревоги за нее, столько желания помочь и хоть как-то поддержать, что она потом призналась: «На меня как будто благодать спустилась в тот момент и я поняла, что смогу пережить свое горе». Слушая ее, я поняла, казалось бы, очевидное - не столько важны слова, сколько те чувства, которые стоят за ними.
«Все будет хорошо», «Все наладится», «Жизнь продолжается»
Говорить, что все будет хорошо — значит, обесценивать горе человека: он словно должен предать свою любовь к ушедшему и снова жить, как ни в чем ни бывало. Естественно, он не хочет об этом слышать. Человек в остром горе думает совсем иначе: «Мне будет хорошо, только если мой близкий снова будет рядом со мной».
Хорошо может быть, но по-другому, и не сразу. Сначала ему придется научиться жить без близкого, который умер. Горе — это процесс.
Человек во время горевания совершает огромный внутренний труд, который заключается в том, чтобы, сохранив любовь и память об ушедшем, пойти дальше по жизни без него. В начале этого пути он не представляет, как это – хорошо, но без любимого. Поэтому фраза «Все наладится», скорей, способна вызвать внутренний протест, чем поддержать.
Но при этом можно сказать ему: «Я знаю, что тебе очень тяжело сейчас, но я также знаю, что ты справишься».
В момент острого горя человек находится в измененном состоянии сознания, он часто не запоминает, что ему говорят друзья или психолог. Но можно сказать ему эти слова, на которые потом он сможет опереться: «Вам сейчас очень плохо, будут моменты, когда будет еще хуже, а потом — лучше: будет по-разному. Все, что происходит, это нормально, так переживают горе, и по-другому не бывает. Главное, помните: вы справитесь. Вы сможете это пережить. Не торопитесь, дайте себе время, придут силы, и вы научитесь жить дальше».
Это надо произносить с уверенностью. Откуда такая уверенность? Дело в том, что человек имеет внутренние силы и ресурсы справиться практически со всем, уж так он устроен, мы знаем это на множестве примеров. Вы не знаете, будет ли у него все хорошо, но вы надеетесь, что он имеет силы пережить свое большое горе. Свою надежду вы передаете ему в виде установки «Ты сможешь, ты справишься». А у него где-то на уровне подсознания это фиксируется как факт: «Я смогу», и это становится опорой.
«У вас еще будут дети», «Еще родишь здоровенького»
Часто так утешают родителей погибшего ребенка. Но надо понимать, что для них сама мысль о другом ребенке может быть равносильна предательству умершего ребенка. К тому же никто не знает, будут ли у них еще дети, захотят ли они иметь детей. Бывает, что мужчина советуется: «Я так боюсь, что жена может сойти с ума. Может нам еще одного ребенка родить?». Я понимаю, что все это из лучших побуждений, но всегда отвечаю так: «У вас случилось, наверное, самое страшное, что может произойти в жизни — вы потеряли ребенка. Потеряли того, кого любите, кто стал смыслом жизни, с кем было связано столько надежд. И сейчас ещё его время — время вашего с ним прощания, время, когда вы учитесь жить без него. Проживите это время, а потом решите, будут у вас еще дети или нет».
Но на самом деле, правда здесь еще и в другом: если родители рожают ребенка сразу после потери, то высок риск, что они могут родить ребенка-заместителя.
Эта ситуация опасна тем, что родители невольно могут возложить на второго ребенка ответственность проживать жизнь умершего: будут его вслух или мысленно сравнивать с первым ребенком, корректировать его поведение. Они делают так, не желая ничего плохого, просто, не пережив до конца утрату, они не могут отрешиться от образа умершего ребенка и переносят его на вновь рожденного. А ведь родился совсем другой человек! Со своими особенностями, своим характером и жизненными задачами. И он может ничем не напоминать умершего ребенка. Это болью может отзываться в душе родителей и тяжелой обидой в душе ребенка, которого не принимают таким, какой он есть.
Психологи обычно советуют не принимать жизненно важных решений в течение года-двух после утраты. Надо сначала пережить горе, а потом думать, как строить свою жизнь дальше.
«Пришло время»
Так часто говорят о смерти людей пожилых, поживших. Это может прозвучать высокомерно. Как человек может так уверенно заявлять, для кого пришло время умирать, а для кого нет?
Дело еще в том, что для человека, переживающего утрату любимых бабушки, дедушки или родителей, не имеет никакого значения, сколько им было лет. Какая разница, пришло время или нет? Ему больно от расставания!
Когда после смерти моей мамы я оформляла необходимые документы, зашла в один кабинет, и там сидела знакомая женщина. Она мне так спокойно сказала: «Мама умерла? Ну что, возраст такой, время ее пришло — и умерла». Да, маме было 79 лет, возраст достойный, дай Бог нам всем столько прожить. Я ничего ей не ответила, но подумала: «Зря ты это сказала». Вроде бы, стандартная фраза, но звучит совсем нехорошо. «Время ее пришло». Может и так, но слышать это тому, кто только что потерял дорогого человека, очень тяжело. Эта фраза не может никого утешить.
«Бог забирает лучших», «Бог взял, Бог дал», «Теперь он у Бога, ему хорошо»
Фраза «Бог забирает лучших» — тоже сомнительное утешение, она непонятна и не логична. Получается, те, кто долго живет, худшие?
«Теперь он у Бога» — так верующий человек может сказать другому верующему. Но и это, скорей, не утешение, а констатация: они оба верят в это. Однако боль разлуки от таких слов все равно не становится меньше: когда умирает человек, мы плачем о себе, потому что нам горько расставаться.
Говорить же такие слова человеку нерелигиозному, невоцерковленному очень часто значит растравливать его раны. Есть такой фильм, «Кроличья нора», где показано, как родители переживают смерть ребенка. Они приходят на группу поддержки, и там одна мама говорит: «Я знаю, что мой малыш сейчас ангел, он у Бога, ему хорошо. И мы рады!». В ответ вторая мама взрывается: «Что, Бог не может наделать себе ангелов?! Почему ему понадобился мой ребенок?».
Подобные разговоры с людьми невоцерковленными могут вызвать сильную агрессию. Вообще обида на Бога часто возникает в момент горя, люди могут недоумевать: «Почему Бог забрал моего сына (или мужа, жену)? Мне не нужен такой Бог!».
Поэтому о Боге могут говорить между собой люди действительно верующие. И, кроме того, надо помнить, что вера — это нечто глубоко личное: у каждого из нас свои убеждения, свой жизненный опыт и опыт веры, поэтому одни и те же слова могут отзываться в людях очень по-разному.
«Как ты?»
Эта фраза — скорее, попытка вступить в контакт, когда человек не знает, что сказать, но ему важно начать говорить с тем, кто переживает потерю. А что сказать? «Как ты?». Надо понимать, что ответ на такой вопрос может быть любым, и осознавать, как ты будешь действовать дальше. Как фраза для вступления в диалог такие слова могут иметь место, но ими нельзя ограничиваться.
Если человеку не все равно, он может спросить иначе: «Что я могу сделать для тебя?». Даже если горюющий ответит: «Ничего», это тоже нормально.
В какой-то момент ему нужно, чтоб его оставили одного, или он действительно не знает, чем ему можно помочь. Если у вас есть конкретные предложения, лучше их озвучить: «Давай я побуду с тобой», «Давай я приеду, помогу тебе по хозяйству, приготовлю что-нибудь», «Давай я погуляю с твоими детьми».
На самом деле, часто человеку действительно ничего не нужно — просто побыть рядом, этого достаточно. Ничего особенного говорить и не надо…
Так получилось, что когда умерла моя мама, со мной рядом не оказалось ни родных, ни близких, ни друзей, они все были в Москве, а я была за тысячу километров. И, конечно, несмотря на весь свой профессиональный и жизненный опыт я испытывала и страх, и горе, и растерянность.
Не знаю, как бы я справилась, но, слава Богу, рядом была моя подруга. Самая близкая, самая настоящая, с которой мы дружим уже 36 лет. Она не говорила никаких особенных слов, не совершала героических поступков, она просто все время была рядом — в реанимации, когда врач говорил: «Мы сделали все, что могли…», в морге, куда так невыносимо страшно было заходить одной, потому что там лежит твоя мать, дома, на кладбище, после похорон. Я не знаю, как ей это удавалось, потому что начинался учебный год, она заведовала кафедрой в университете, и у нее была куча дел, и университет был в другом городе. Она уезжала, приезжала и при этом всегда была рядом. Не знаю, как бы я была без нее.
Потом уже приехали родные и стало легче от самого их присутствия. Я решила остаться до 9 дней, и сын мне сказал: «Я тоже остаюсь». Я стала возражать, что у него университет, учеба, а он спокойно ответил: «Я буду здесь столько, сколько будешь ты». Это нельзя переоценить.
Чем помочь? Неравнодушием
Я много лет работаю с людьми, переживающими острое горе, и все равно каждый раз перед встречей с человеком нахожусь в каком-то ступоре: я не знаю, что именно скажу ему. Но когда ты вступаешь в контакт с человеком, появляется эмоциональная связь между вами, и слова приходят сами. Для каждого они будут свои. Поэтому мне кажется важным — почувствовать человека. А этого не получится сделать, если ты к нему равнодушен.
Мы можем поддержать человека только тогда, когда мы эмоционально — вместе с ним, когда нам не все равно.
Есть такое представление, что, если ты будешь неравнодушен к каждому, у кого горе, ты «выгоришь», растратишь себя, тебя это разрушит, поэтому надо сохранять дистанцию. Но весь мой опыт говорит о другом.
Неравнодушие дает силы: мы не только даем, мы получаем.
Когда ты отгораживаешься и стараешься избегать тяжелых переживаний — они все равно тебя настигают и «пробивают», и вот это разрушает. В тот момент, когда я общаюсь с человеком, он для меня — важнее всех в мире. Если так подходить к человеческому горю, и нужные фразы находятся, и выгорания не происходит.
Свежие комментарии