Конечность

«Много хороших рук я пожимал. Отчетливо помню рукопожатие Муссолини.

Он принимал советскую делегацию из 11 человек и с каждым по отдельности здоровался. Муссолини был шикарный, импозантный — в белом штатском костюме, загорелый, в двухцветных туфлях. Просто франт. И кто бы тогда мог подумать, что его повесят вверх ногами?! Вообще, со многими великими мира сего мне доводилось общаться. Я видел и слышал Ленина, я провожал в последний путь Луначарского. Со Сталиным говорил один раз по телефону, стоя. Обедал у Тито. Но горше всего мне вспоминать, как я прощался с Львом Давыдовичем Троцким, когда его высылали в Алма-Ату. Мы с ним обнялись и расцеловались, и он мне подал пальто, когда я уже выходил. Я ему: „Ну что вы, Лев Давыдович“. А он: „Нет, нет и нет“ — и все держал и держал это пальто, а я был смущенный, конечно. И потом, когда мне поручили изобразить его как врага народа, куда было деваться? Я мог бы ответить: „Я всегда уважал и любил Льва Давыдовича и рисовать на него карикатуры не буду“. Но у меня же была жена, родители, сын уже десятилетний — всех их погубить? Их бы забрали в лагерь в тот же день. Я сдался. Хорошо это было или плохо? Неизвестно. Мудрость в том, что все правы. Знаете, как в моем любимом стихотворении Маяковского:
Лошадь сказала, взглянув на верблюда:
„Какая гигантская лошадь-ублюдок“.
Верблюд же вскричал: „Да лошадь разве ты?!
Ты просто-напросто — верблюд недоразвитый“.
И знал лишь бог седобородый,
Что это — животные разной породы».

«Согласно стереотипу, патологоанатом приходит утром на работу, выпивает полстакана казенного спирта, закатывает рукава, берет большой ножик и весь день потрошит трупы. На самом же деле наша основная работа — изучение микропрепаратов, взятых хирургом из кусочка трупа, с целью определить, какое там заболевание. Но стереотип не искоренишь. Потому что все насмотрелись американских фильмов. Там вечно этот маленький еврей в очках, к которому приходит сыщик с угольком в руках, и тот устанавливает, что этот уголек был в прошлом мужчиной белой расы 32 лет и за два часа до смерти ел курицу. Или вот еще образ: громила с волосатыми руками и с волосатой грудью. Во мне успешно сочетаются оба эти персонажа: с одной стороны, еврей в очках, а с другой — у меня волосатые руки».

«Руки моэля можно узнать из тысячи других, достаточно посмотреть на большой и указательный пальцы. Дело в том, что младенцев обрезают без хирургических перчаток, так как на одной из стадий операции необходимо использовать ногти. Сама процедура состоит из трех частей: обрезается крайняя плоть, потом разрывается внутренний листок крайней плоти и третья часть — оттуда, где обрезается, отсасывается капля крови для быстрейшего выздоровления. Вот как раз на втором этапе и нужны ногти на большом и указательном пальцах, которые должны быть специальным образом заточены. Взрослых же оперируют в перчатках и внутренний листок крайней плоти разрезают ножницами».

«Если вы хотите знать, клал ли я когда-нибудь руку в пасть хищника, то вообще-то я делаю это практически каждый день. Не то что руку, голову туда засовываю. Животных для этого номера мы отбираем специально и воспитывать начинаем совсем маленькими. Не у каждого дрессировщика хищников бывает такой питомец, а у нас есть тигр Мартин, мы ему здорово доверяем — он обалденный. Это значит — не всегда кидается».

«Я хирург. Я пускаю кровь, а это связано с опасностью умереть. И если пациент готов принять эти риски, значит, у него действительно сильное желание изменить черты тела. Мое дело — ему помочь. Хочет девушка силиконовую грудь 800 кубов — почему нет? Мои руки могут изменить ее судьбу».

«Поначалу я действительно очень берегла свои руки — я же музыкант. Но это прошло, когда я получила благословение одного старца, еще в советские времена, восстанавливать церковь и строить церковный дом. Тогда я вот этими руками месила глину, солому, навоз. Это был первый случай в моей жизни, когда я их вообще не берегла, — идея оказалась выше моих страхов».

«Я строю дома из дерева. Строю сам, от фундамента до последнего гвоздя. Люди в это не верят, говорят: вот стропила — как ты один ставишь? У меня же есть система, специальные приспособления. Вот альпинисту не задают вопрос, чего он лезет в горы один? Так же и мне хочется себе доказать, что и я один могу осилить новую вершину. Вы возьмите в руку доску из липы — она же на ощупь как шелк. Вот почему из нее бани строят — никогда заноз не будет».

«Я играл роль Конферансье уже после Зиновия Ефимовича Гердта, и для меня его работа была вершиной мастерства. Мне приходилось играть Конферансье и на иврите, и на фарси. Но самое первое выступление у меня было в Японии. После спектакля я обращаюсь к залу: „До-дэ-се“ („Ну как?“). Молчание. Они потрясены. И тогда я говорю на японском: „Сейчас я вам открою тайну. Вы не поверите, но все, кто перед вами сейчас выступал, — куклы“. Снова пауза. Я продолжаю: „Я открою вам еще одну страшную тайну: и я тоже кукла“. И тут такое началось... Овация».

«Меня часто спрашивают, как это я провел рукой и могу рассказать о всех ваших болезнях. Просто я воспринимаю все комплексно. Хотя, в принципе, я могу работать и без рук. Это лишь вспомогательный инструмент. Если завтра их, например, возьмут и отрубят — я всего равно дара своего не потеряю».

«Дело было в пионерлагере, в 1939 году. Все ушли в поход, а я смотрю — в одной из палат горит свет. Зашла, а там беспризорник спит, и по нему вши бегают. Расспросила: зовут Женя, родители умерли. Мне за него сильно от начальства досталось, а он вскоре пропал. Через три дня появился вместе с друзьями. А во время войны беспризорник Женя Шкурдалов получил Героя Советского Союза за битву под Прохоровкой. А его друг, которого он в лагерь привел, Гриша Рычкалов, стал дважды Героем!»

«Что такое земля? Это мать-кормилица наша. А корреспондентка одна сказала, что грязь! Грязь! Ну разве так можно. Я не могу, я сейчас плакать буду! Что здесь происходит?! Никто не косит, не копает — сколько добра пропадает. Был бы у меня телефон Путина, я бы позвонила ему и рассказала об этом. Я мальчишек, которые на велосипедах ездят, гоняю отсюда — сначала всю траву изомнут, а потом удивляются, почему в магазине такое молоко дорогое. Я и на ферме работала, и в колхозе. А в 1961 году мне друзья двух кроликов и подарили — самца и самку. Я кролиководством занялась. Вывела несколько пород, лучшей была в Московской области. Ездила на ВДНХ, получила там за своих кроликов 70 рублей премии. Сейчас у меня 40 штук — каждый по восемь килограмм.Ты попробуй их вырасти! Он рождается, чуть ли не мышка: маленький, голенький. Каждый день по два мешка травы для них кошу».

«Сердце никогда не выглядит страшно. Оно очень красивое. Этот орган удивительно скомпонован. В нем нет ничего лишнего — два предсердия, два желудочка и сосуды, которые его питают. У левого желудочка гладкая поверхность, правый, наоборот, состоит из множества мышечных образований. Есть такие длительные операции, когда больному пережимается аорта — на два часа останавливается сердце. И ты понимаешь — сейчас тебе нужны сосредоточенность, терпение и очень равномерное отношение ко всему, происходящему в течение всего этого времени».

Источник