Каждый, кто хоть раз в жизни переживал паническую атаку, уже не спутает ее ни с чем. Спина покрывается липким потом, сердце чуть не выпрыгивает из груди, а ладони и стопы превращаются в лед. Знакомо? Скорее всего, да. С тревожным неврозом сталкивается хоть один раз на протяжении своей жизни любой человек, а каждый шестой страдает им прямо сейчас. Тревога сопровождает депрессию и биполярное расстройство, бессонницу и множество других состояний, которые окружающие могут расценивать как «ой, ему просто нечем заняться». Но у тревожных людей, как и у всех остальных, полно занятий, а вот сил на них уже не остается. Все они уходят на борьбу со страхом.
Хорошая новость тут в том, что с тревогой можно бороться — и даже успешно. Скот Стоссел, автор книги «Век тревожности», знает о страхе все. Пережив множество фобий и панических атак, он признал, что так и не победил невроз до конца, но зато научился с ним жить и даже написал о нем книгу. И это самый подробный и интересный научпоп о том, почему нам страшно.
«Вряд ли кто-то сегодня будет спорить с тем, что хронический стресс — отличительная черта нашей эпохи и что тревожность стала своего рода культурным явлением современности».
Как ни странно, страх — это хорошо. Благодаря страху мы выжили и на заре цивилизации не были съедены дикими животными, не отравились ядовитыми растениями и знаем, что дорогу надо переходить только на красный свет (ладно, это знают далеко не все, и все же).
Но иногда страха становится немного больше, чем нужно. Потом еще больше, еще и еще. И тогда этот снежный ком разрастается так, что его становится невозможно остановить.
Вы прочитали всего один материал о заболеваниях печени. Потом закрыли его. Что-то начало покалывать в правом боку. Вы гуглите: «справа ли печень?» Вы снова открываете статью. Вы записываетесь к врачу. Врач говорит, что все в порядке. Но достаточно ли он компетентен? Может, сходить ко второму врачу? К третьему? К десятому?
«Мой организм имеет неприятное свойство подводить меня в критические моменты. Представьте: моя собственная свадьба, я стою у алтаря в ожидании невесты, и вдруг мне становится ужасно плохо. Не просто дурно: меня по-настоящему тошнит, трясет и, главное, бросает в пот. В церкви жарко (начало июля как-никак), гости тоже потеют в летних костюмах и легких платьях. Но не так обильно. Под аккомпанемент свадебного марша у меня выступает испарина на лбу и над верхней губой. На фотографиях с церемонии видно, в какой скованной позе и с какой вымученной полуулыбкой я встречаю невесту, которую ведет к алтарю отец. Сюзанна на снимках светится от счастья, а я — бликую. Когда она встает рядом со мной, пот уже заливает мне глаза и капает за воротник. Мы поворачиваемся к священнику. Наши друзья, которым поручено зачитывать выдержки из Библии, смотрят на меня с неподдельной тревогой. «Что это с ним? — угадываю я в их взглядах. — Как бы в обморок не хлопнулся». При одной мысли начинаю потеть еще сильнее».
Скот Стоссел описал все то, что знакомо многим из нас, тревожных людей: мытарства в поисках хорошего специалиста, удачный и не очень опыт психотерапии и приема медикаментов.
Немногие специалисты знакомы с тревогой лучше автора этой книги. Он рассмотрел тревожность с точки зрения нейробиологии, биохимии, психиатрии и генетики (спорим, что у всех тревожных людей был хотя бы один тревожный родственник?).
«Что же такое патологическая тревожность — клиническая болезнь, как считают Гиппократ, Аристотель и современные фармакологи? Или философская проблема, как полагают Платон, Спиноза и специалисты по КПТ? Или проблема психологическая, результат детской психотравмы или подавления сексуальных инстинктов, как сказали бы фрейдисты? Или духовное состояние, как утверждал Серен Кьеркегор и его последователи-экзистенциалисты? Или, наконец, как заявляют Уистен Оден, Дэвид Рисмен, Эрих Фромм, Альбер Камю, а также десятки современных исследователей, культурный феномен, особенность нашей эпохи и общественного устройства?
Правда в том, что тревожность — одновременно феномен биологии и философии, тела и духа, инстинкта и рассудка, личности и культуры. Тревога, переживаемая как ощущение на духовном и психологическом уровне, поддается научным измерениям на уровне молекулярном и физиологическом. Она порождается и наследственностью, и средой. Это и психологическое явление, и социологическое. Выражаясь языком компьютерщиков, это одновременно проблема и «железа» (где-то что-то неправильно подключено), и программного обеспечения (сбои в программном коде, рождающие тревожные мысли). Темперамент обусловлен множеством факторов; даже если кажется, будто на эмоциональный склад повлияло что-то одно — подгулявший ген или детская травма, на самом деле все может быть иначе. Кто возьмется утверждать, что прославленная невозмутимость Спинозы обусловлена именно философией, а не физиологией? Что, если стоические убеждения продиктованы генетически запрограммированным низким уровнем вегетативного возбуждения, а не наоборот?».
Парадокс в том, что, приблизившись к разгадке тревоги, он научился с ней жить настолько хорошо, что даже смог написать книгу о страхе. Да-да, не бесконечно лежать на диване в надежде, что он тебя поглотит (и в этом нет ничего забавного, если вы испытывали по-настоящему парализующий страх), а написать книгу. Знакомьтесь: это невроз, он неприятный, но ученые и врачи уже накопили кое-какой опыт в борьбе с ним, а, значит, еще повоюем.
Шэрон Бегли, автор бестселлера «Не могу остановиться» стал еще одним популяризатором достижений психиатрии для простых смертных. Большинство читателей этой книги, скорее всего, и не подозревали о наличии у себя обсессивно-компульсивного синдрома — привычки, мешающей жить. Еще одно состояние, которое часто сопровождает тревожность и всегда снижает качество жизни (иногда даже ниже уровня земной коры).
Если вы никак не можете начать работу, потому что фейсбук такой интересный. Если вы не можете выйти из дома, не проверив трижды, выключен ли утюг, — проблема не в утюге и не в фейсбуке. Возможно, она находится так глубоко, как вы даже не догадывались, и кроме милой привычки в вас живет бомба замедленного действия, которая может взорваться целым набором проблем.
«Навязчивость, или компульсия, порождается настолько отчаянной, настоятельной, мучительной нуждой, что превращает человека в перегретый паровой котел: это напряжение, которое жизненно необходимо немедленно сбросить. Компульсия — это предохранительный клапан, выход для тревожности, аналог аварийной арматуры, защищающей трубопровод от разрыва при замерзании жидкости. Однако навязчивые состояния, хотя и дают облегчение, сами по себе очень некомфортны, и какая-то часть нашего существа страстно желает от них освободиться, тогда как другая столь же отчаянно этого боится».
И действительно: вы просмотрели все письма в почтовом ящике, включая рекламные объявления и спам. Теперь вы спокойны. Но внутри вы были вынуждены, даже обречены сделать это, иначе никак не могли заснуть, не так ли?
«В основе любой компульсии лежит потребность избежать того, что причиняет боль или вызывает страх. “Компульсивными являются действия, совершаемые с целью облегчения переполняющей человека тревоги”, — пояснил Шимански, который, прежде чем возглавить в 2008 г. IOCDF, был лечащим врачом в Институте обсессивно-компульсивных расстройств при психиатрической больнице Маклина. По его словам, в отличие от аддикций с их тягой к риску, “компульсивное поведение направлено на избегание риска”, оно порождается стремлением уклониться от опасности и совершается ради снижения тревожности, вызываемой мыслями об этой опасности.
Я должен это сделать, чтобы ослабить страх и тревогу. Источник компульсии находится в нейронной сети, отвечающей за обнаружение угроз. Эта сеть, получив от зрительной зоны коры головного мозга информацию о незнакомце, виднеющемся в темном проеме двери в пустынном переулке, по которому вы идете совсем одни, кричит: “Опасность!”».
Большая тревога может воплощаться в маленькой мысли: «Если я не сделаю этого, случится что-то ужасное». Именно поэтому мы обходим трещины на асфальте, стараемся не высовывать ноги из-под одеяла и всегда включаем свет в коридоре ночью, если пробираемся на кухню.
«Мы считаем «компульсивным», или навязчивым, поведение человека, который читает, пишет твиты, ворует, наводит чистоту , наблюдает за птицами, лжет, ведет блог, делает покупки, проверяет ленту в Facebook, постит фотографии в Instagram, ест или отправляет сообщения не просто часто, но с лихорадочностью, свидетельствующей, что он собой не владеет. По тому же принципу мы называем навязчивыми книги, причины и мотивы наших поступков, ТВ-шоу, мысли, споры, рекламу, мелодрамы, выступления политиков, которые создают что-то вроде черной дыры для нашего самоконтроля. Их воздействие настолько мощно, что при попытке ему противостоять или отказаться от его источника мы испытываем тревожную дрожь (или что похлеще), унять которую возможно лишь одним способом — уступив принуждению.
Навязанное действие диктуется внешним давлением или даже силой, зачастую против нашей воли. Навязчивое поведение порождается неодолимым влечением или неотложной нуждой, которые не утрачивают своей власти при столкновении с сознательными намерениями, желаниями и даже глубинными устремлениями. Наши компульсии порождаются болью настолько мучительной, что мы пойдем на любые крайности, лишь бы ее облегчить».
Мы наконец-то заговорили о страхах и начали лечить и побеждать то, что еще вчера считалось проблемой «ой-да-не-выдумывай-ты», но при этом здорово отравляло жизнь хороших людей. Мы уже знаем, что нельзя смеяться над депрессией и предлагать депрессивным людям взять себя в руки, чтобы все прошло. Что ж, пришло время обратить внимание на тревожность. Тревожные люди тоже страдают, они тоже нуждаются в помощи. О них начали говорить и писать. Может быть, над проблемой «я боюсь летать на самолете/ездить на лифте/выключать свет перед сном» скоро перестанут потешаться, а значит, смогут поддержать. С тревожностью невозможно справиться в одиночку. Так победим.
Свежие комментарии