Семь принципов, которыми мы должны руководствоваться в познании мира и исследовательской работе, сформулированные академиком Павловым. Актуальны спустя сто лет.
Иван Петрович Павлов (1849 — 1936) — один из величайших отечественных учёных, первый российский лауреат Нобелевской премии. Значимость его открытий в области физиологии нервной системы сложно переоценить.
Можно по-разному относиться к конкретным экспериментам Павлова, к проведению опытов на собаках и детях-сиротах, но об этих темах мы говорили в других статьях.Век назад, в апреле ― мае 1918 года, Павлов прочёл лекции, которые условно объединяют названием «Об уме вообще, о русском уме в частности». В этих лекциях учёный, в частности, рассказал, какие качества нужны исследователям, каких принципов нужно придерживаться. Предлагаем вам подборку из цитат учёного.
Многие из этих советов будут актуальны вовсе не только для тех, кто связал свою жизнь с наукой. Это универсальные принципы, ориентиры для познания мира — а познанием занимается каждый из нас, по крайней мере до тех пор, пока вообще находит в себе силы жить сознательно. С некоторыми же утверждениями (например, с тем, что простота — неизбежное качество истины) можно поспорить.
Иван Павловфизиолог, лауреат Нобелевской премии
Первое, самое общее свойство, качество ума ― это постоянное сосредоточение мысли на определенном вопросе, предмете. С предметом, в области которого вы работаете, вы не должны расставаться ни на минуту. Поистине вы должны с ним засыпать, с ним пробуждаться, и только тогда можно рассчитывать, что настанет момент, когда стоящая перед вами загадка раскроется, будет разгадана.
Вы понимаете, конечно, что когда ум направлен к действительности, он получает от неё разнообразные впечатления, хаотически складывающиеся, разрозненные.
Эти впечатления должны быть в вашей голове в постоянном движении, как кусочки в калейдоскопе, для того чтобы после в вашем уме образовалась та фигура, тот образ, который отвечает системе действительности, являясь верным её отпечатком.
Действительность, понять которую ставит своей задачей ум, эта действительность является в значительной степени скрытой от него. Она, как говорится, спрятана за семью замками. Между действительностью и умом стоит и должен стоять целый ряд сигналов, которые совершенно заслоняют эту действительность. Я уже не говорю о том теперь уже общеизвестном положении, что наши ощущения чувств есть тоже только сигналы действительности.
Но за этим следует целый ряд других неизбежных сигналов. В самом деле, действительность может быть удалена от наблюдателя, и её надо приблизить, например, при помощи телескопа; она может быть чрезвычайно мала, и её надо увеличить, посмотреть на неё в микроскоп; она может быть летуча, быстра, и её надо остановить или применить такие приборы, которые могут за ней угнаться, и т. д., и т. д.
Без всего этого нельзя обойтись, всё это необходимо, особенно если надо запечатлеть эту действительность для других работ, передать её, предъявить другим.
<...>
Что такое наши слова, которыми мы описываем факты, как не новые сигналы, которые могут, в свою очередь, затемнить, исказить истину. Слова могут быть подобраны неточные, неподходящие, могут неверно пониматься и т. д. И вы опять должны остерегаться, чтобы не увидеть благодаря словам действительность в ненадлежащем, неверном виде.
Весьма часто случается, что один исследователь не может воспроизвести верных фактов другого ― и только потому, что словесная передача этим другим обстановки всего его дела не соответствует, не воспроизводит точно и полно действительности.
И, наконец, когда вы дойдете до выводов, когда вы начнете оперировать с теми словесными сигналами ― этикетками, которые вы поставили на место фактов, ― то здесь фальсификация действительности может достигать огромнейших размеров.
Вы видите, как много возникает различных затруднений, которые мешают вам ясно видеть подлинную действительность. И задачей вашего ума будет дойти до непосредственного видения действительности, хотя и при посредстве различных сигналов, но обходя и устраняя многочисленные препятствия, при этом неизбежно возникающие.
Следующая черта ума ― это абсолютная свобода мысли, свобода, о которой в обыденной жизни нельзя составить себе даже и отдалённого представления.
Вы должны быть всегда готовы к тому, чтобы отказаться от всего того, во что вы до сих пор крепко верили, чем увлекались, в чём полагали гордость вашей мысли, и даже не стесняться теми истинами, которые, казалось бы, уже навсегда установлены наукой.
Действительность велика, беспредельна, бесконечна и разнообразна, она никогда не укладывается в рамки наших признанных понятий, наших самых последних знаний...
Без абсолютной свободы мысли нельзя увидеть ничего истинно нового, что не являлось бы прямым выводом из того, что вам уже известно.
<...>
Это значит, что как вы ни излюбили какую‑нибудь вашу идею, сколько бы времени ни тратили на её разработку, ― вы должны её откинуть, отказаться от неё, если встречается факт, который ей противоречит и её опровергает. И это, конечно, представляет страшные испытания для человека. Этого беспристрастия мысли можно достигнуть только многолетней, настойчивой школой.
Жизнь, действительность, конечно, крайне разнообразны. Сколько мы ни знаем, всё это ничтожно по сравнению с разнообразием и бесконечностью жизни. Жизнь есть воплощение бесконечно разнообразной мepы веса, степени, числа и других условий. И всё это должно быть захвачено изучающим умом, без этого нет познания. Если мы не считаемся с мерою, степенью и т. д., если мы не овладеем ими, мы остаемся бессильными перед действительностью и власти над нею получить не можем.
Вся наука есть беспрерывная иллюстрация на эту тему. Сплошь и рядом какая‑нибудь маленькая подробность, которую вы не учли, не предвидели, перевёртывает всю вашу постройку, а, с другой стороны, такая же подробность зачастую открывает перед вами новые горизонты, выводит вас на новые пути.
От исследующего ума требуется чрезвычайное внимание. И однако, как ни напрягает человек свое внимание, он все‑таки не может охватить все элементы той действительности, среди которой он действует, не может все заметить, уловить, понять и победить.
Идеалом ума, рассматривающего действительность, есть простота, полная ясность, полное понимание. Хорошо известно, что до тех пор, пока вы предмет не постигли, он для вас представляется сложным и туманным.
Но как только истина уловлена, всё становится простым. Признак истины ― простота, и все гении просты своими истинами.
Но этого мало. Действующий ум должен отчётливо сознавать, что чего‑нибудь не понимает, и сознаваться в этом. И здесь опять‑таки необходимо балансирование.
Для ума необходима привычка упорно смотреть на истину, радоваться ей. Мало того, чтобы истину захватить и этим удовлетвориться. Истиной надо любоваться, её надо любить.
Когда я был в молодые годы за границей и слушал великих профессоров ― стариков, я был изумлен, каким образом они, читавшие по десяткам лет лекции, тем не менее читают их с таким подъёмом, с такою тщательностью ставят опыты.
Тогда я это плохо понимал. А затем, когда мне самому пришлось сделаться стариком, ― это для меня стало понятно. Это совершенно естественная привычка человека, который открывает истины. У такого человека есть потребность постоянно на эту истину смотреть. Он знает, чего это стоило, каких напряжений ума, и он пользуется каждым случаем, чтобы ещё раз убедиться, что это действительно твердая истина, несокрушимая, что она всегда такая же, как и в то время, когда была открыта.
И вот теперь, когда я ставлю опыты, я думаю, едва ли есть хоть один слушатель, который бы с таким интересом, с такой страстью смотрел на них, как я, видящий это уже в сотый раз.
Последняя черта ума, поистине увенчивающая всё, ― это смирение мысли, скромность мысли.
Примеры к этому общеизвестны. Кто не знает Дарвина, кто не знает того грандиознейшего впечатления, которое произвела его книга во всем умственном мире. Его теорией эволюции были затронуты буквально все науки. Едва ли можно найти другое открытие, которое можно было сравнить с открытием Дарвина по величию мысли и влиянию на науку, ― разве открытие Коперника.
И что же? Известно, что эту книгу он осмелился опубликовать лишь под влиянием настойчивых требований своих друзей, которые желали, чтобы за Дарвином остался приоритет, так как в то время к этому же вопросу начинал подходить другой английский учёный. Самому же Дарвину всё ещё казалось, что у него недостаточно аргументов, что он недостаточно знаком с предметом.
Такова скромность мысли у великих людей, и это понятно, так как они хорошо знают, как трудно, каких усилий стоит добывать истины.
Свежие комментарии