Моя подруга Света (давайте она здесь побудет Светой) лежит сейчас в роддоме. Не совсем рожает, а сохраняет. Лежит себе лежит, капается, никого не трогает. Как вдруг, в одно из воскресений, в дверь ее палаты вплывает «матушка» (как она сама представилась). Поздоровалась и предложила помолиться. За здоровье будущего ребенка, будущей мамы, ну и папы заодно. И не так чтобы разово молиться, а целый год подряд. Абонемент оформить. Всего за 50 рублей. Так и сказала: «Это очень дешево!».
Фото: Reuters / Изображение носит иллюстративный характер
«А на Орифлейм тебя в больнице еще не подписали?» — поинтересовалась наша третья подруга, когда Света рассказывала нам всю эту историю. Мы посмеялись. А потом Света сказала: «Меня знаете, никто же не заставлял, но я дала ей эти 50 рублей».
Мне 50-ти рублей совершенно не жалко, тем более, что они не мои, а Светкины, но знаете что… Вот слишком много вопросов у меня к этой ситуации. Навещать в палате в наших роддомах строго запрещено. Муж или мама не смогут посидеть у вас на кровати (даже в платной палате) и подержать вас за руку. Микробы — что вы! Бациллы! Инфекции! А матушка туда свободно заходит. Свято и стерильно. Матушка не платит налогов. Кассовый чек о молебнах не пробивала, но это, наверное, я уже придираюсь. Пускай будет пожертвование (пусть и строго по прейскуранту).
У матушки нет конкуренции. Ребе Яков или мулла Сулейман навряд ли даже на порог будут допущены. А знаете почему? Потому что у них нет своей лавки в стенах больницы, а у матушки есть. И ее тут все от санитарки, до заведующего знают и пускают. И если отбросить все вышеперечисленные три мои претензии к ситуации, все равно остается четвертая. Чуть больше года назад, двое моих новорожденных детей попадают в реанимацию. До этого я как Светка пребывала «на сохранении» в стационаре. Если бы в любой из этих моментов, передо мной появилась матушка и предложила дать денег за молебны, чтобы все у нас было хорошо — я бы дала. И 50 рублей, и долларов, и даже больше. Потому что мне сложно описать какую бурю эмоций и чувств я переживала в тот момент. Когда не было надежды, когда хотелось верить в чудо и молиться сразу всем богам, чтобы все это наконец закончилось, чтобы дети были здоровы. Мне повезло. В РНПЦ не пускали никого. Моим беспомощным психологическим состоянием никто не воспользовался.
Другим словом я, уж простите, назвать такие визиты не могу. Воспользовались. Не воспользовались — это когда висит объявление, что работает часовня там-то и там-то, и что на таком-то этаже вы сможете сходить заказать службы. Тогда это будет твой собственный выбор, твое решение, принятое не под давлением и уговорами. Но, что есть, то есть. Сравнить можно с вокзальными гадалками. Те за версту чуют женщину с проблемами и раздевают до нитки. Или вот еще случай из лично моей жизни. Как пару лет назад, когда я ездила на своей машине в Варшаву, на одной из парковок возле торгового центра ко мне подошел бомж с длинной узловатой палкой. «Я, говорит, пани, вашу машину буду охранять. За 6 злотых. 3 — давайте сейчас, а то мало ли что». Получил этот оболтус свои 6 злотых. Вывод какой? И с гадалками, и с бомжами, и с матушками четко срабатывает что? Правильно — психология. Так может штатные психологи займутся своим делом? А если нет, то закроем двери для доморощенных или, наоборот, откроем для всех. Потому что если все оставлять по-прежнему — плохо это, некрасиво. И дорого.
Свежие комментарии