КАЖДЫЙ ИЗ НАС ЯВЛЯЕТСЯ НОСИТЕЛЕМ ПУСТЬ НЕ УНИКАЛЬНОГО, НО РЕДКОГО ОПЫТА. И всё же редкость — понятие относительное. Вот несколько фактов, связанных с тем, что я пережила десять лет назад. Согласно статистике, анорексия и другие расстройства пищевого поведения получают всё большее распространение среди подростков от 10 до 19 лет.
Уровень смертности среди больных анорексией и булимией занимает первое место по сравнению со смертностью от других психологических заболеваний. Тем не менее среди моих знакомых нет ни одного человека, кто бы столкнулся с этой проблемой так близко, как я. До сих пор я никому не рассказывала об этом столь подробно, мне было неловко. Когда я теряла сознание на уроках в школе, когда я весила 38 килограммов и не могла сидеть и лежать больше трёх минут в одной позе из-за ноющей боли в суставах, интернет не был так повсеместно распространён, и ни я, ни мои родители не знали слова «анорексия». Жюстин, автор прекрасной, как мне кажется, книги об анорексии «Этим утром я решила перестать есть», столкнулась с болезнью буквально за один год до меня.Сейчас об этом расстройстве пищевого поведения слышали многие, но большинство воспринимает анорексию скорее как прихоть, чем как серьёзную проблему: они продолжают шутить по поводу веса своих дочерей, сестёр или подруг и советуют бездумное голодание как способ стать красивее (и, естественно, любимее).
Анорексия протекает в несколько стадий. Аноректический этап заболевания возникает на фоне стойкого голодания, человек теряет 20–30 % своего веса, и эта потеря сопровождается эйфорией и ещё большим ужесточением диеты: больной недооценивает степень своего похудения из-за искажённого восприятия. На следующем, кахектическом этапе, наступающем через 1,5–2 года, вес тела больного снижается на 50 % и более, а дистрофические изменения приводят к необратимым изменениям в организме и смерти. Меня страшно, до щекотки в глубине живота, интересует грань, отделяющая аноректический этап от кахектического. По всей видимости, я серьёзно продвинулась в аноректической стадии, но без ответа остаётся главный вопрос: насколько далеко я оставалась от этой грани?
Как всё началось
Рассказ об анорексии стоит начать с того момента, когда я училась в десятом классе — у меня началась новая жизнь, и это было довольно счастливое время: мы снова начали учиться в одном классе с моей лучшей подругой Машей. До этого у меня не было близкой подруги в классе, отношения не складывались, я была очень одинока и сильно переживала по этому поводу.
Нам с Машей было очень весело вдвоём, мы были ярыми болельщицами «Зенита». Папа говорил, что гордится мной, ведь я разбиралась в футболе лучше многих мужчин, и я расцветала. Мой папа — замечательный, неординарный человек, но — у всех свои недостатки — нетактичный. Он любил «пошутить»: «А, пирожок ешь? А что только один, бери все! Что-то ты худая слишком!» или «У нас таких, вроде тебя, в школе хозбочками называли. Да шучу, шучу!».
В мае 2005 года я в очередной раз решила попробовать не есть после шести, и у меня неожиданно получилось. Ещё я начала качать пресс и почему-то не пропускала ни одного дня. Я удивлялась самой себе, но несильно: я искренне верила, что способна на многое. Я считала, что смогу уважать себя лишь в том случае, если буду выполнять данные самой себе обещания: решила не есть — не ешь! И не ела. Уже тогда я отказывалась от вечернего куска пирога, даже когда мой внутренний контролёр готов был сдаться и сделать исключение. Я обнаружила, что иногда легче не съесть ничего, чем съесть один разрешённый кусок. И вот весы уже показывали 52 килограмма вместо 54.
Пик упоения собственной силой воли пришёлся на вторую половину лета 2005 года, перед поступлением в одиннадцатый класс. Каждый день в любую погоду я вставала в десять утра, выпивала стакан кефира и шла тренироваться: ракетка, мячик, стенка, потом — купание в озере. Потом я завтракала, и после этого просыпались мои друзья. То лето было насыщенным: я впервые поцеловалась с мальчиком и одновременно открыла для себя удивительную вещь — процесс может быть приятным даже в том случае, если тот, с кем ты это делаешь, тебе чуть более чем безразличен. У меня получалось есть мало. Всё лучше и лучше, всё меньше и меньше — к концу августа я вернулась в город с пачкой сигарет в кармане, очень стройная, гордая собой, в нетерпении показаться классу и равно готовая как к веселью, так и к занятиям.
Жизнь по схеме
Я составляла себе списки целей. Я должна отлично выглядеть (мало есть и заниматься спортом), быть умной (читать по 50 страниц художественной литературы в день и хорошо учиться), поступить на журфак (заниматься историей, литературой, русским языком, журналистикой)... В начале сентября я разработала для себя жёсткий распорядок дня, которому неукоснительно следовала, уже не удивляясь, а воспринимая собственное безропотное послушание как должное. Я помню его досконально: зарядка, завтрак, школа, обед, упражнения на пресс, уроки, курсы, чай, душ, чтение, сон, по воскресеньям — теннис.
Я следовала этому распорядку примерно до конца декабря. Я не меняла схему, которую быстро и решительно, что для меня свойственно, придумала в своей голове. В тот период я мгновенно и фотографически точно воплощала задуманное в реальности. Но очень скоро схема начала менять меня и захватывать всё сильнее.
Мне кажется, перелом и переход на следующий этап произошёл во время осенних каникул. Мои успехи в учебе, похудении и самодисциплине были очевидны, но стали привычными и больше не приносили радости. Школьная форма, купленная мне, уже похудевшей, в августе, стала висеть и смотрелась гораздо хуже, но это меня не очень волновало. Я с интересом наблюдала другие перемены: на каникулах я продолжала рано вставать, хотя раньше любила поспать. Я просыпалась в 7–8 часов, быстро делала обязательную зарядку и прямо в пижаме бежала на кухню, чтобы в одиночестве съесть свой скудный завтрак. Я не ставила себе цели рано вставать и просыпалась не по будильнику, а от голода. Но и это я решила использовать в свою пользу: встав рано утром, я успевала поработать над сочинением по литературе или прочитать больше страниц книги. Мои порции становились всё меньше, брюки висели всё свободнее, а чай и душ становились всё горячее (я пила кипяток и мылась в кипятке, чтобы согреться), и мне всё меньше хотелось с кем-либо общаться.
Было начало декабря, когда я нашла старые весы. Я весила 40 килограммов, которые затем незаметно превратились в 38
Начались расспросы родителей, учителей, подруг, одноклассников: одни («Яна, ты так похудела! Расскажи, как тебе удалось?») сменялись другими, с тревогой во взгляде и в интонации («Яна, ты вообще что-нибудь ешь?»). Я замечала это, но как я должна была реагировать? Я достигла совершенства в ограничении самой себя. Поначалу думала, они завидуют, а потом просто гнала от себя эти вопросы, грубила в ответ или молча отстранялась. Мне стало слишком тяжело размышлять над происходящим. Я перестала нравиться самой себе: вся одежда на мне уродливо висела, а попросить родителей купить другую мне не приходило в голову.
«Не в кого ей толстой быть», — отрезал папа в ответ на замечание врача-рентгенолога о том, что я слишком худая. И мне понравился папин ответ — действительно, не в кого. Сейчас думаю, что это было странно, ведь полгода назад я, по его мнению, была толстой (а если нет, то зачем он об этом «шутил»?). Я думаю, он тоже переживал, но не хотел выдавать себя перед чужой женщиной.
Было, кажется, начало декабря, когда я нашла старые бабушкины весы. Я весила 40 килограммов, которые затем незаметно превратились в 38. В декабре 2005 года у папы были серьёзные проблемы на работе, и, вероятно, из-за этого у него открылась язва желудка, он страшно осунулся. Мама очень переживала за него, и за меня, конечно, тоже, но я этого почти не помню: видимо, тогда мне было трудно взаимодействовать с окружающими. Я выполняла свои задачи по списку, из последних сил. Есть уже не хотелось; мама уговаривала иногда хотя бы съесть йогурт перед сном или добавить сахара в чай, но я с улыбкой (мне казалось, что с улыбкой) отказывалась. Йогурт брала с собой в кровать и оставляла на завтрак.
Именно тогда я решила пойти к психологу. Откуда мне было знать, что, когда ты заходишь в кабинет, тебе тут же говорят: «Ну, рассказывай…»? Я судорожно придумывала, что сказать, ощущая внутри чёрную дыру. «У меня не осталось подруг», — сказала я, и вышло правдоподобно. Психолог предположила: «Ты, наверное, много читаешь. Да? А они, наверное, курят. Да?» Я кивала и думала о том, как бы поскорее уйти. Слава богу, она не спросила, курю ли я.
Обратный путь
Это был урок физики, кажется, предпоследний в полугодии. Учительница сказала всем решать задачи и вызывала по очереди тех, у кого были спорные оценки. Мне в тот день было очень плохо, физически не получалось сосредоточиться — какие там задачи, я писать не могла. Учительница вызвала меня и увидела мою пустую тетрадь. «Яна, давай рассказывай, что с тобой происходит», — сказала она. Что-то в глубине меня встрепенулось: ей было не всё равно. Я почувствовала острую благодарность, но ответить ничего внятного не смогла. «Иди домой», — сказала она.
И я пошла. И решила нормально поесть. И началось… Я пила холодный борщ прямо из кастрюли, запихивала в рот белый хлеб и запивала всё приторным вишнёвым соком. Я ела всё, что видела, пока не опомнилась от острой боли в колом торчащем желудке. Боль была такой сильной, что я почти теряла сознание. Я позвонила маме, а она отругала меня: то вообще ничего не ешь, то вот, пожалуйста.
С тех пор периоды голодания стали сменяться жуткими, болезненными, стыдными периодами переедания. Вызывать рвоту у меня получалось плохо, хотя я пыталась — вероятно, это спасло меня от булимии. Стопроцентный контроль сменился полным хаосом. Ни о каких зарядках больше не могло быть и речи, я забросила теннис, который до сих пор ассоциируется у меня со страшным разочарованием. Иногда я всё же ходила в бассейн, но только не после периодов переедания: в такие моменты я вообще не была способна ни на что, кроме жгучей ненависти к себе. Я делала отчаянные записи в дневнике, терпела почти перманентную боль в желудке и носила широкие кофты, чтобы скрыть непропорционально выпирающий живот. Всё это было неправильно, опасно, радикально, поздно, но всё это стало для меня шагом на пути к выздоровлению. Это был один из самых тяжёлых периодов моей жизни, но даже в самые ужасные моменты я не теряла надежду. Я верила, что когда-нибудь у меня всё получится; эта вера, не основанная ни на чём, всплывшая откуда-то изнутри вместе с болью, меня и спасла.
Уже весной я, как заметила моя лучшая подруга, с которой нам снова вдруг стало весело вместе, заново научилась улыбаться. За полгода я набрала 20 килограммов, не поступила в СПбГУ, но поступила в институт культуры. Прочитала значительно меньше, чем за предыдущие полгода, зато гораздо больше съела, выпила и проговорила. Летом стали возвращаться месячные, а волосы перестали выпадать только к осени. Постепенно, вслед за новыми впечатлениями, знакомствами, влюблённостями, амплитуда движения этих разрушительных качелей — от строжайшей диеты до переедания — снижалась. Неравномерно, непредсказуемо, очень медленно, но мне становилось лучше.
Остаточные явления
С тех пор прошло десять лет. Мне кажется, что нет бывших анорексиков: в том, кто столкнулся с этим, всегда тлеет риск рецидива. Недавно я накричала на молодого человека, увидев, что он не съел свой обед и принёс домой полный контейнер еды. Меня охватил гнев, порождённый завистью: другие умеют забывать про еду, а я нет. Я слишком много о ней размышляю, визуализирую, планирую, я ненавижу, когда она пропадает, я изо всех сил стремлюсь распределить продукты так, чтобы ничего не испортилось. Самая разрушительная часть меня подаёт голос в худшие моменты моей жизни: она хочет вернуть анорексию.
Бывают периоды, когда я систематически переедаю, иногда я неделями не чувствую никаких «особых» отношений с едой. То игнорирую ограничения, то «беру себя в руки» — получается по-разному. Вес нормален и довольно стабилен, но даже незначительные его колебания вызывают массу переживаний.
Я, конечно, испортила себе желудок и кишечник, и с тех пор они регулярно напоминают о себе. Несколько лет назад я прошла детальное обследование у гастроэнтеролога. В тот период я училась в институте, параллельно работала и питалась хаотично: как правило, между ранним завтраком и поздним ужином были только невнятные перекусы йогуртом или булочкой. Каждый вечер болел живот. Специалисты подозревали то хронический панкреатит, то язву желудка, но в итоге ни то ни другое не подтвердилось. Оказалось, для того чтобы живот не болел, достаточно просто питаться регулярно: не обязательно каждые 2–3 часа, как советуют диетологи, а хотя бы каждые 4–6 часов.
У меня остались проблемы с менструальным циклом, неизвестно, был бы он регулярнее, а менструация — менее болезненной, если бы не анорексия. Я ещё не пыталась забеременеть и пока не знаю, возникнут ли с этим проблемы. Зрение тогда упало и не восстановилось — возможно, оно ухудшилось бы в любом случае.
Я слишком много размышляю о еде, визуализирую, планирую, я ненавижу, когда она пропадает
У меня быстро увеличился обратно размер груди, восстановилось состояние волос и кожи. Я почти уверена, что выгляжу сейчас примерно так же, как выглядела бы, если бы расстройства в моей жизни не случилось. Призрак анорексии всё ещё во мне, но он отступает. И я всё ещё учусь любить себя.
Возможно, покажется странным, что я решилась рассказать свою историю только сейчас, десять лет спустя. На самом деле именно за последний год во мне, точнее, в моём восприятии себя, произошли серьёзные перемены. Мне захотелось позаботиться о себе: я поработала с психотерапевтом, прочла несколько хороших книг и статей и, в конце концов, смогла дописать этот казавшийся мне бесконечным текст. Поэтому я готова дать несколько советов людям, оказавшимся в подобной ситуации.
Если вы считаете, что у вас есть проблемы в отношениях с едой и собственным телом, обратитесь к психотерапевту, но это должен быть специалист, занимающийся пищевым поведением. В противном случае он, вполне возможно, поможет вам разобраться в других, не менее важных вопросах, но в решении той проблемы, которая мучает вас сейчас, помочь не сможет.
Найдите тип физической активности, который доставляет вам удовольствие. Такой обязательно отыщется — для меня им стали танцы. Регулярные занятия будут менять облик вашего тела без радикальных ограничений в питании, а главное, в какой-то момент облик перестанет быть единственным показателем: вам захочется делать ставку на силу, гибкость, ловкость, пластичность, выносливость, скорость.
Если вы до сих пор не отказались от идеи «волшебной диеты», я советую почитать книгу Светланы Бронниковой «Интуитивное питание». Там рассказывается и о «мифе о красоте», и о физиологии питания, и о том, что запреты неэффективны, а эффективна осознанность в питании. Наконец, я советую читать сообщества и сайты, посвящённые бодипозитиву: они действительно учат уважению к себе, а именно уважения многим из нас не хватает.
Я считаю, что о том, что болит, надо говорить — пусть скомканно, пусть через силу. Я верю, что, рассказав о болезни, ты делаешь ещё один шаг к выздоровлению. А может — кто знает? — немного помогаешь другим.
ТЕКСТ: Яна Яковлева
Свежие комментарии