На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Igor Shumarin
    А йоги считают, что память можно тренировать с помощью соответствующего дыхательного упражнения с соответствующим сос...Вспомнить все: чт...
  • vagas Karlito
    Решение начать совместную жизнь несет в себе ответственность в первую очередь!)Почему   ныне многие  женщины стремятс...Бытовые механизмы...
  • Владимир Соколов
    вы просто не понимаете))это другое 😂Бытовые механизмы...

Я его сдала. История матери и сына-инвалида

Как найти внутренний ресурс, который поможет справиться с общественным осуждением?

304
Иллюстрация: Рита Морозова

— Вы, безусловно, сейчас меня осудите!

— Если вы пришли за осуждением или, допустим, оправданием, то явно ошиблись адресом. Ближайший отсюда православный храм — Чесменская церковь. Если вы принадлежите к другой конфессии, то погуглите сами.

На какое-то мгновение мне показалось, что женщина встанет и уйдет (в Чесменскую церковь?). Но нет, она еще глубже вдвинулась в кресло и отвратительно хрустнула длинными пальцами. На вид с ней было все в порядке — моложавая, волевая, ухоженная, с резковатыми, но правильными чертами лица.

— Если тему оправдания-осуждения мы закрыли, рассказывайте, — предложила я.

— Я сдала своего собственного ребенка, сына, в интернат, — она с болезненной внимательностью изучала мое лицо, видимо, искала признаки того самого осуждения. Интересно, зачем оно ей? Чтобы забрать сына обратно?

— Поняла. Вы сдали. Но, вероятно, мне следует узнать обстоятельства столь неординарного на сегодняшний день решения? Сколько ему лет?

— Десять… То есть сейчас уже одиннадцать.

Сдала в десять. Для подросткового кризиса еще однозначно рано, подумала я. Женщина выглядит совершенно социально адаптированной, а значит, способной к выращиванию ребенка. Слова «свой собственный» она подчеркнула в предыдущей реплике, стало быть, мы не имеем дело со случаем «взяла из детдома — не справилась — сдала обратно». Тогда что у нас остается? У нас остается хроническое заболевание.

— Чем болен ваш сын?

— Специалисты так и не сошлись во мнениях. Какое-то сложное внутриутробное нарушение развития. У меня с детства больные почки, во время беременности было обострение. Может быть, поэтому.

— У вас есть еще дети?

— Да, конечно. Две дочки. Старшей 24 года. Младшей — семь.

— С девочками все в порядке? В смысле со здоровьем?

— Абсолютно. Старшая уже замужем, живет отдельно, у нее дочке скоро будет полтора годика. Младшая учится в первом классе.

— Состояние сына?

— Практически «овощ», с небольшими поправками.

— Давайте конкретнее.

— Обслуживать себя не может совершенно. Никого не узнает. Не ходит, но в общем-то может ползать. Правда, направленно делает это не часто, так как трудности с целеполаганием. Зато, если не привязывать, часто падает с кровати. Любит стучать предметами. Любит кричать. Может смотреть телевизор, если там мелькают картинки, особенно если новости или фильм про войну и там взрывы. Может смеяться — о, если бы вы видели и слышали, какой страшный этот смех! Прямо до мурашек по коже…

— Ваши дети все от одного брака?

— Нет. Старшая дочь от первого брака, а двое младших — от второго.

— Ваш сын уже родился со множественными нарушениями развития? Я правильно поняла? Позиция мужа и отца? Тогда и сейчас?

— Да, он таким родился. Но сначала, первый год, да даже два — было непонятно, насколько это глубоко. Все специалисты говорили и советовали разное. Мы пытались что-то делать, все время как-то его лечили и реабилитировали. Даже собрались в Германию ехать, но нас тогда один профессор отговорил: «Жаль вас огорчать, милочка, но даже в Германии такое не лечится». Муж был рядом, для него это первый ребенок, сын, и дочка мне во всем помогала, поддерживала, читала что-то даже и пыталась как-то с братом заниматься — тогда мы были все вместе.

— А потом?

— Потом стало ясно, что это вот такое состояние и это навсегда. Помню, что я поняла это как-то рывком — вот просто однажды утром проснулась и поняла: вот так! Пошла тихо в ванну и там, наверное, час просто грызла себе руку, чтобы не выть. Дальше он проснулся, заорал, ну и стало уже некогда.  Мы как-то приспособились. Я оставила любимую работу, с головой погрузилась вот во все это, муж работал за четверых. Это очень дорого стоило — мы же все равно еще что-то с сыном пытались. Потом я стала тусоваться во всем этом, — надо же что-то делать! — познакомилась с другими родителями с таким же несчастьем, они мне объяснили, что нам что-то от государства положено, я же вообще-то активная, и я, помню, тогда сразу включилась, у меня даже азарт какой-то идиотский появился: вот, еще это получить, вот туда съездить, вот это нам раз в год положено… Сыну-то все это было, разумеется, не нужно совершенно, и никаких существенных результатов, но уж такая тусовка. Они там все себя убеждали, что вот это результат и вот это лучше гораздо стало. А еще вот эти процедуры пройдем, вот в тот центр съездим, соберем деньги вот на такое лечение, так тогда и вообще… Я тоже пыталась так себя настроить, но, скажу честно, у меня и тогда получалось плохо, я логик все-таки, Политех закончила.

А потом муж мне сказал: давай я тебе поклянусь самой страшной клятвой или у нотариуса обязательство заверим, что я тебя и их никогда, в любом случае не оставлю, но давай еще одного ребенка родим. Это же у сына, мы проверяли, не генетическое. Просто случайность. Значит, другой ребенок может родиться здоровым.

Я подумала и согласилась. Потому что от мысли, что теперь я всегда буду жить вот так и вот для этого, мне просто каждый день хотелось повеситься. И у нас родилась Ляля — здоровая и веселая.

Муж был счастлив. Я в общем-то тоже, хотя и тяжело это было чудовищно. Младенец, сын, да еще старшая дочка как раз вразнос пошла, колледж бросила… Муж, как обещал, помогал мне всем, чем мог, но ведь надо же еще и жить нам всем (пять человек!) на что-то… Он на работе выкладывался, и я, сами понимаете, не могла его лишний раз ночью разбудить или там послать куда-нибудь. Но и сама уйти — тоже, сына же нельзя одного оставлять, да и младенца тоже не везде с собой потащишь. Одна отдушина: на форумах соответствующих почитаешь, и вот, не мне одной так тяжело, там все жалуются и одновременно друг друга поддерживают.

Потом Ляля стала подрастать, развиваться, ей надо все больше внимания, а мне — откуда ж взять? У меня у самой начались всякие хронические и острые болячки: спина, поджелудочная, сердце. А у мужа — давление. А сын-то тяжелый уже — его ворочать и таскать все время надо. К тому же он сильный стал: если не нравится чего, он сопротивляется, кричит так, что уши закладывает. А Ляля смеется и просит: мама, и меня на ручки!

Ну вот, как-то мне в детском саду воспитательница говорит: почему вы с ребенком стихи не выучили? Я же сама вам бумажку давала. Вы сказали: да, да, да. А сегодня ваша девочка пришла, ничего не знает, все дети выступают, а она одна в углу сидит и плачет. Ну нельзя же так!

Я сунула руку в карман пальто, а там действительно — лежит эта бумажка со стихами, я про нее и забыла совсем.

А потом старшая моя, Соня, забеременела от своего кавалера и решила рожать. Кавалер сказал: конечно, женимся и рожаем. Все неплохо устроилось, он симпатичный парень и неглупый, его бабушка им квартиру свою отдала. И вот ее из роддома выписывают днем, я сиделку для такого случая пригласила, накрасилась, прическу сделала (там же все родственники будут, и родной Сонин отец), и вот выхожу из парикмахерской, а сиделка мне звонит: он подавился чем-то, задыхается! — я, естественно, туда, неотложка, скорая… До вечера провозились. Вечером мне Соня звонит, плачет: мама, все, все пришли нас с дочкой встречать — моя подружка школьная, папа, из колледжа девочка, от мужа целых три бабушки, а тебе всегда, всегда было на меня наплевать!

Ну вот тут я и решилась. На следующий день вечером мужу сказала: слишком много всего в топку летит. Нерационально. Как ты думаешь? Он сказал: «Я тебя во всем поддержу. Как ты скажешь, так и сделаем». Снял, значит, с себя ответственность. Ну что ж, тут я его понимаю.

Вы сейчас будете смеяться… Ой, да что это я говорю? Ерунда какая, конечно, какой тут смех? В общем, я как раз тогда ваш рассказ прочитала, про двух женщин (мать и бабушку), которые вот такого «овоща» (правда, ходячего) 16 лет тянули, а потом у него началось половое созревание, и это стало невозможно, они его отдали в интернат, и его там в первый же день убили. И вот бабка к вам приходит и философски так спрашивает: вот скажите мне, доктор, эти шестнадцать лет, не для меня даже, а для моей дочки, что это вообще было?

— Это называется «синхронизм по Юнгу», — заметила я. Ту бабку и ее философский вопрос я помнила более чем отчетливо.

— Может, и так, — согласилась моя визави. — Но я его сдала. Три месяца у меня ушло на оформление всяких документов — и вуаля.

— Ваши ощущения?

— Как у воздушного шара, который взлетел. Я моментально пошла в тренажерный зал и похудела на 18 кг (пока я с сыном дома сидела, я все время ела — утешала себя, вы ж понимаете). Здоровье улучшилось скачком. Я вышла на работу (говорят, работу по специальности после большого перерыва найти трудно, но у меня так сверкали глаза, что меня взяли со второго собеседования). Мы с мужем посмотрели все спектакли, которые тогда шли, и наконец сводили Лялю в аквапарк — у нее была такая мечта: прокатиться с водяной горки с мамой и папой. Поехали в Испанию. Завели британскую кошку и аквариум (мой муж очень любит животных). Зимой вспомнили сами и поставили Лялю на горные лыжи. Я впервые познакомилась с внучкой.

— Но?..

— «Но» нет.

— Зачем же вы сейчас пришли ко мне? Лично познакомиться с автором той, инициационной, как вы полагаете, истории?

— Может быть, это считается «но»? — подумав, спросила женщина. — Моя старшая дочь меня осуждает. Она иногда кричит, что я сдала ее брата как ненужную вещь.

— Как вы к этому относитесь?

— Я ее понимаю. Она на гормональном всплеске, молодая кормящая мать. А так где-то лет с 17 она к брату, кажется, вообще не подходила, хотя вот с Лялей никогда не отказывалась посидеть, покормить и всякое такое. Все другие знакомые тоже разделились. Одни, которые меня считали «несчастной героиней», теперь видят, как я похорошела и пободрела, и скорее осуждают — несовпадение образов. Те, кто просто сочувствовал, те рады за меня и за себя и говорят: слава богу, ты снова с нами, нам тебя не хватало. Мама моя (она в Кирове живет со своим третьим мужем) говорит: как-то это все же не по-божески, собственного сына в богадельню сдать. Так за десять лет она к нам два раза приезжала: один раз на неделю, другой раз на три дня. Ну еще, разумеется, вся мамско-инвалидская тусовка меня не просто осуждает, а прямо гром и молния…

— Откуда же они-то узнали?

— Как откуда? Я сама честно сказала и до сих пор говорю, когда, бывает, зовут куда-то те, кто еще не в курсе: спасибо, нам не надо, мой сын в интернате, я его туда сдала. Несколько раз реакция была такая, что если бы я была верующей и верила не только в Бога, но и в бесов…

— А вы его там навещаете?

— Обязательно. Раз в две недели. Гуляем с ним, моем, массаж ему и заодно еще двум детям, которые с ним в палате (я думаю, что я за десять лет стала настоящим специалистом и им это полезно). Раздаем деньги, конфеты и прочее тем, кто там ухаживает. С тремя волонтерами познакомились — такие милые ребята, одна девушка иногда мне звонит, рассказывает…

— Сын вас не узнает?

— На вид — нет. Хотя мне специалисты говорили, что мы не всегда понимаем, что там у них в мозгах происходит.

— Вас все устраивает?

— Абсолютно. Но вот пока рассказывала, поняла, зачем пришла. Та, которой я еще недавно была, кажется, она ни в чем себя не убеждала — просто плыла по течению и реагировала на поступающие раздражители. Но вот те, которые меня сейчас осуждают, они прямо вот четко решили и сказали: сдавать сына-«овоща» в интернат неправильно! Тот, кто это сделал, — редиска, нехороший человек. Мы бы так не поступили, если бы пришлось. Или вот нам уже пришлось и вот мы все мучаемся тут — и мы правильные, мы хорошие. И получается, что я теперь, чтобы защититься, должна так думать: это вы все дураки, а вот я поступила правильно, и смотрите, как мне хорошо! А я не хочу так думать и говорить. И не могу даже. Вы понимаете? Или я слишком сумбурно говорю?

— Понимаю прекрасно, — кивнула я. — Вы говорите о том, что в вашей голове, в отличие от голов ваших оппонентов, не срабатывает тезис «единственной правды». Вы не готовы защитить себя от сомнений и неоднозначности мира, обвиняя других в «неправильности» и отстаивая одну, единственно верную точку зрения.

— Да, да, да! — закивала женщина. — Я считаю, что те, кто за такими детьми сам ухаживает, — они тоже правы. Я за эти десять лет многих видела, которым именно и только так и правильно.

— Могу ли я жить дальше, не находясь постоянно в состоянии самооправдания и без ответных обвинений в адрес тех, кто считает иначе, чем я, — в этом ваш вопрос?

— Да.

— Но вы же на него уже ответили.

Женщина долго молчала.

— Пожалуй, вы правы, — наконец сказала она и поднялась с кресла.

Уже уходя, обернулась и лукаво улыбнулась мне:

— Как вы сказали, церковь-то называется?

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх