На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Владимир Соколов
    какие то глупости и оправдания бабы высосанные из пальца))Бытовые механизмы...
  • Геннадий Исаков
    Для того жены существуют, чтоб мужику жизнь сахаром не казалась. А иначе вообще обленится и опустится.Бытовые механизмы...
  • Борис Сторублевцев
    были детьми иногда падали о какой предмет кололись  ,лист подорожника  или мочились на рану и лист подорожника!!!!Первая помощь при...

Как сильный шок навсегда меняет вас

ЭТО БЫЛ НЕ СОВСЕМ ОБЫЧНЫЙ МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ. После посадки на рейс в Канаде вечером 23 августа 2001-го года молодожёны Маргарет Маккиннон и её муж должны были отправиться в Лиссабон, Португалия. Когда самолет Air Transat рейса № 236 пролетал над серединой Атлантики, Маккиннон пошла в туалет. В нём ничего не работало. Это показалось ей странным, но не более того.

Она вернулась на своё место, стюардессы подавали завтрак, а потом вдруг объявили, что будет совершена аварийная посадка. Она помнит, как подумала о том, что ещё рановато для прибытия в Лиссабон. «Я действительно не понимала в то время, что это значит», говорит она. Однако вскоре всё выяснилось. Экипаж отдал распоряжение пассажирам надеть спасательные жилеты. Лампы то мерцали, то гасли. В салоне понизилось давление, выпали кислородные маски.

Маргарет МаккиннонМаргарет Маккиннон

Все системы самолета были выключены после катастрофической утечки топлива. «Они кричали, что мы будем выполнять вынужденную посадку на воду в океане», вспоминает Маккиннон.

Через полчаса подготовки к худшему, Маккиннон вспоминает, что кто-то кричит, что они сделали всё, чтобы приземлиться. Это было на Азорских островах, изолированном архипелаге примерно в 1360 км от побережья Португалии. Лётчики установили контакт с Лажеш, объединенной военно-гражданской авиабазой. После мучительного вращения на 360 градусов и нескольких крутых поворотов для уменьшения высоты, стюардессы закричали «готовьтесь, готовьтесь, готовьтесь», и пилоты посадили самолет. Огонь охватил шасси лайнера.

Ошеломленные пассажиры и экипаж эвакуировались из самолета и побежали через поле на безопасное расстояние к американским солдатам. Во время эвакуации вниз по желобам были получены две серьезных и 16 незначительных травм, но все 293 пассажира и 13 членов экипажа остались живы.

Но для многих полет на этом не закончился. Для некоторых — в том числе и для Маккиннон — он продолжался и в последующие месяцы в виде ярких, навязчивых воспоминаний и кошмаров.

Пережитое вдохновило МакКиннон, в настоящее время клинического психолога, на изучение того, что шок делает с мозгом, как он влияет на память, и почему некоторые люди заполучают посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). В последние годы она и ряд других исследователей пытались понять, какое влияние оказывают на людей страшные переживания, которые отпечатались так глубоко в их головах. И если они смогут понять, почему шок имеет такое глубокое и сильное влияние на нас, возможно, они смогут найти способы помочь людям лучше справляться с ним.

Влияние шока

Связь между страхом и памятью интриговала ученых и клиницистов на протяжении десятилетий. Тем не менее, данные противоречивы. «Некоторые исследования показали, что воспоминания о травмирующих событиях очень яркие, люди помнят очень многие детали, и со временем они не стираются из памяти», — говорит МакКиннон. В других случаях воспоминания могут быть очень бедными и фрагментированными: «подробно здесь, детально там, и почти никакой связи между запомненными деталями», — объясняет она.

Что же происходит с памятью во время самой шокирующего события? МакКиннон решила углубиться в воспоминания её собственных товарищей по несчастью — пассажиров Air Transat рейса 236.

МакКиннон и её коллеги исследовали воспоминания 15 пассажиров этого рейса о трёх событиях, сравнивая их между собой: сам полет, какое-то эмоционально-нейтральное событие в том же году, и их воспоминания во время теракта 9/11 в следующем месяце. У шестерых из опрошенных были выявлены ПТСР.

Исследователи управляли воспоминаниями испытуемых. Сначала они просили: «расскажите всё, что вы можете вспомнить об этом событии», а затем дополнительно стимулировали память репликами вроде «Что вы думали, что вы чувствовали, что происходило с освещением, что происходило в салоне?» Эти подробные воспоминания сравнивались с известной последовательностью событий и воспоминаниями контрольной группы, члены которой меньше пострадали от стрессового расстройства.

Они обнаружили, что воспоминания об инциденте у всех пассажиров, независимо от того, было ли у них ПТСР или нет, были яркими, в доказательство того, что страх влияет на то, как мозг хранит воспоминания. Пассажиры, у которых впоследствии развился посттравматический шок, «вспомнили множество посторонних деталей не только самого события, но также и событий 11 сентября и нейтрального события», говорит МакКиннон. Это свидетельствует о том, что люди из группы с ПТСР и до этого момента имели трудности с редактированием воспоминаний или «контролируемым стиранием памяти».

МакКиннон признает, что её исследование статистически неполно и с осторожностью относится к обобщению результатов, но они, тем не менее, интригующие. Если травматические воспоминания более ярки, что происходит в наших головах, когда они «записываются»?

В головном мозге есть несколько систем памяти. У нас есть соматические воспоминания, например, как мы учились ездить на велосипеде, или слуховые воспоминания — как мы пели песни. И у нас есть более конкретные «декларативные» системы памяти, связанные с гиппокампом. Гиппокамп хранит память и о том, как и где мы припарковали автомобиль, и о том, что два плюс два равно четырём.

Но страх активирует другую систему — центр управления кризисными ситуациями нашего организма — миндалевидное тело. Миндалевидное тело (пара миндалевидных структур слева и справа от медиальной височной доли мозга), особенно активно участвует в эмоциональных воспоминаниях, таких как страх или удовольствие от пищи, секса и наркотиков (т. е. удовольствия исключительно физического происхождения). Когда событие особенно ярко и неожиданно, активируется именно миндалевидное тело. Иногда это приводит к «сбоям»: например, удовольствие от первого поцелуя окажется в вашей памяти намертво связанным с запахом определённого парфюма, и от этой устойчивой связи вы уже не сможете избавиться никогда.

Существует такое понятие, как память единичного испытания. «Если вы однажды убежите ото льва или увидите кого-то, съеденного львом, вы будете знать, что льва следует опасаться», объясняет Керри Ресслер, профессор психиатрии и поведенческих наук. Это знание отличается от знания, полученного при изучении фактов по книгам, а также других эмоционально не возбуждающих действий. «Ваш мозг старается поставить в приоритет вещи, действительно важные для выживания, — поясняет Ресслер, — И лев куда убедительнее для него, чем сухие факты, напечатанные на бумаге».

Когда мы испытываем шокирующий страх, всплеск адреналина активирует связку «гиппокамп плюс миндалевидное тело», чтобы прочно запомнить все обстоятельства, приведшие к трагедии, в том числе предшествующие ей — вот почему участники эксперимента Маккинон помнили всё, даже подробности нейтрального события. Но почему же часть пассажиров может вспомнить только некоторые эпизоды катастрофы, напрочь забыв все остальные?

«Вспышки памяти»

Страшные переживания не всегда оставляют подробные воспоминания. Элизабет Фелпс, профессора психологии и неврологии, интересовали люди с так называемыми «вспышками памяти» о событиях 11 сентября. Это не люди с посттравматическим синдромом, а «обычные люди, пережившие 11 сентября, такие же, как и большинство из нас», — говорит Фелпс. Она обнаружила, что страшные воспоминания были не так сильны, как предполагалось, и они поддаются изменениям.

Лаборатория Фелпс в Нью-Йоркском университете расположена недалеко от места событий. Детальный опрос, проведённый в течение нескольких недель после 11 сентября, а затем через год, два, и 10 лет спустя, показал, что «люди были уверены, что запомнили всё верно, в деталях». А именно: где они были в момент катастрофы, с кем, как впервые услышали о взрывах, что делали впоследствии. Выяснилось, что большинство воспоминаний о деталях потускнело со временем.

Это говорит о том, констатирует Фелпс, что вспышки памяти отличаются от воспоминаний о более нейтральных событиях, и не потому, что детали в памяти сохранились лучше, а потому, что мы думаем, что они там есть. «Когда случаются шокирующие события, люди склонны считать, что невероятно точно их запомнили», говорит она. Однако, большинство запомненных ими деталей неверно или неполно. На самом деле, детально запоминается только эмоционально-окрашенное событие, если же оно шло «фоном» — ужасно, но не угрожая непосредственно жизни — оно запоминается вовсе не так ярко и точно, как кажется свидетелям.

Перезагрузка

Если мы разберёмся, как проходят процессы запоминания и последующего поиска воспоминаний в памяти, мы сможем понять, как управлять памятью, стирая воспоминания о шокирующем событии целиком или в некоторых деталях. Временное окно для смягчения первоначальных шоковых воспоминаний составляет порядка шести часов. Существуют определённые фармакологические препараты, которые можно ввести пациенту в этот период, чтобы снизить запоминаемость события. Появляется всё больше доказательств, что препараты, называемые бета-блокаторами, способны уменьшить поздние симптомы посттравматического шока, если своевременно будут введены. Известно, что этим способом пользуются израильские военные. Но исследователи предполагают, что даже за то короткое время, в течение которого воспоминания сохраняются на «жесткий диск» нашего мозга, они могут быть обновлены и смягчены.

Экспериментируя с крысами, учёные пугали животных определённым музыкальным тоном (ранее он был связан с ударами электрическим током), а затем вводил бета-блокатор. Даже после того, как бета-блокатор был выведен из крови, замораживающей реакции на страх в памяти мышей не осталось. Применив тот же подход на небольшой выборке людей, экспериментаторы установили, что несмотря на прошедшие, в среднем, 11 лет между шоком и экспериментальным вмешательством, даже после того, как бета-блокатор полностью был выведен из организма, шоковые воспоминания были ниже уровня посттравматического шока.

Обобщив всё, что мы знаем об этом механизме на данный день, кажется, что тонкая грань перепрограммирования памяти лежит в пределах досягаемости. «Люди не могут изменить своё знание о том, что произошло. Но их мозг способен «сместить фокус» непосредственно с травмирующего события в сторону деталей. Мы не можем стереть воспоминания, но можем попробовать спрятать их так глубоко, что достать их будет очень проблематично.« — подытоживают учёные.

Отправная точка

Что касается МакКиннон, она признает, что несмотря на её яркий шоковый опыт, есть множество деталей, которые она не может вспомнить.

«Мы уже были над островом, но затем самолет повернул обратно в направлении океана, это была невероятно страшно, потому что мы не понимали, что происходит», говорит МакКиннон, вспоминая тот момент, когда AT 236 приблизился к взлетно-посадочной полосе Лажеш. Она помнит верхушки домов и своё беспокойство о том, что они врежутся в них и убьют кого-нибудь. Но на вопрос, было ли в самолёте темно или светло в этот момент, МакКиннон говорит: «Честно говоря, я этого абсолютно не помню». Не может она и вспомнить, кто сидел у окна.

Когда дело доходит до страшных воспоминания, возможно, мозг избирательно подходит к сохранению данных. Чем больше мы узнаём о том, как и почему это происходит, тем ближе подбираемся к уменьшению влияния шока. Возможно, день, когда, чтобы избавиться от неприятного воспоминания достаточно будет съесть таблетку, уже не за горами.

Источник

Картина дня

наверх