Фото предоставлено пресс-службой ГКБ №40

«Функционал – в девайсах, а мы выполняем свой долг. Как врачи, как граждане своей страны», – говорит доктор медицинских наук, профессор, заведующий отделением анестезиологии и реанимации Свердловской областной клинической больницы №1, главный анестезиолог-реаниматолог Свердловской области и УрФО, Заслуженный врач РФ Александр Левит.

ДОСЬЕ

Александр Левит. Родился в 1948 году. Окончил Свердловский государственный медицинский институт. С 1978 года работает в СОКБ №1. В 1997 году назначен главным внештатным специалистом по анестезиологии и реаниматологии Мин­здрава Свердловской области, в 2014 году – главным анестезиологом-реаниматологом УрФО. Награжден медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, знаком «Отличник здравоохранения». Заслуженный врач РФ.

– Александр Львович, достаточно полистать соцсети, чтобы понять: отношение к медикам, находящимся на переднем крае борьбы с коронавирусной инфекцией, полярное. В одном лагере к ним относятся как к безусловным героям, в другом считают «не надо делать из медиков героев, они выполняют свой функционал». А вы как считаете?

– Наша специальность и те клятвы, которые мы давали – кто-то присягу врача Советского Союза, кто-то клятву российского врача, кто-то клятву Гиппократа, предполагают в том числе работу в экстремальных условиях для спасения жизни пациентов. Да, нам досталась такая вот беда, такая глобальная экстремальная ситуация, в которой мы выполняем свой долг. Не функционал! Функционал – в девайсах, а мы выполняем свой долг. Как врачи, как граждане своей страны.

Конечно, нынешние условия работы более опасны для медицинского персонала, чем условия обычной работы. Но есть мирное время, а есть время военное.

– В поддержку врачей сегодня проводится немало социальных акций…

– Лично я отношусь к всевозможным спланированным пиар-акциям отрицательно, особенно если учесть, что лучший экспромт тот, что подготовлен дома. Пусть это покажется резким, но нам все вот эти ужимки и прыжки с экрана не нужны, просто дайте спокойно работать. И воздайте тем, кто честно выполнил свой долг.

– А как же искренние порывы людей привезти врачам, работающим в COVID-госпиталях, цветы или сладости к чаю?

– Если этот добрый порыв исходит от индивидуума – это совершенно нормально. А если это спланированная акция какой-либо организации (особенно с политическим уклоном), то я это категорически не принимаю.

– В условиях пандемии коронавирусной инфекции никто не отменял оказание помощи пациентам с другими заболеваниями. Нагрузка на медиков, работающих в «чистых» больницах, увеличилась?

– Согласно указу президента, не отменяется оказание помощи пациентам с социально значимыми заболеваниями – онкологическими, эндокринологическими, сердечно-сосудистыми и так далее. Мы, например, ни на минуту не останавливали кардиохирургические операции, как и операции в урологической онкологии, абдоминальной онкологии. Более того, мы принимаем пациентов из больниц области, которые перепрофилированы под COVID-госпитали.

Другое дело, что стало меньше плановых операций, не являющихся жизнеспасающими, тех операций, которые могут быть отсрочены. Но это только для блага пациентов, чтобы минимизировать риск инфицирования коронавирусом пациентов и медицинского персонала, чтобы «чистые» больницы таковыми и оставались, чтобы в них могло бы продолжаться оказание помощи.

– Хорошо, что вы это объяснили, потому что многие пациенты, которым отсрочили плановое хирургическое лечение, недоумевают и порой возмущаются.

– Понимаете, какая штука, люди в первую очередь думают о себе. Может быть, они и правы, но в мирное время, а вот в такое экстремальное время они должны понимать – вероятность их инфицирования очень велика, потому что коронавирусную инфекцию можно принести откуда угодно: с улицы, из общественного транспорта, из дома... Поэтому сегодня прежде всего нужно думать о том, что ты можешь навредить и себе, и окружающим.

Но мы ни на минуту не останавливали оказание помощи, которую нельзя отсрочить. Например, на сегодняшнее утро (8 мая) у меня в кардиореанимации 10 пациентов после операций, плюс пациенты с тяжёлым инфарктом миокарда, которых мы сейчас берём, поскольку закрыты Уральский институт кардиологии и многие городские больницы. Поэтому можно сказать, что реанимация и отделение неотложной кардиологии нашей больницы тоже на передовой, поскольку пациенты с инфарктами и острыми коронарными синдромами идут с большей территории, чем это было раньше.

Ни в одной стране система здравоохранения не была готова к такому валу пациентов.

– Насколько оправданно перепрофилирование лечебных учреждений?

– К нынешней пандемии никто не был готов. И не надо говорить, что у нас плохо, а где-то там лучше. Ничего подобного! Ни в одной стране система здравоохранения не была готова к такому валу пациентов. Системы здравоохранения перестраивались на ходу. И дело даже не в количестве аппаратов искусственной вентиляции лёгких, дело в организации оказания помощи пациентам с очень контагиозной вирусной инфекцией.

Здесь очень важна – инфекционисты и эпидемиологи это лучше знают – система разделения потоков пациентов, возможности боксирования, начиная с уровня приёмного покоя. Это нынешняя пандемия выявила очень ярко. И, на мой взгляд, система здравоохранения, когда это всё закончится, будет претерпевать определённые изменения, потому что, надо понимать, это не последняя пандемия.

Что касается госпиталей, чётко были готовы к пандемии инфекционные – там есть мельцеровские боксы, возможности изоляции пациентов, разделения потоков. Были переподготовлены и общие больницы, но для этого нужно было время. И дальше, как на войне, есть этапность оказания медицинской помощи – есть медсанбаты или полковые медицинские пункты, которые работают на передовой, есть прифронтовые госпитали, а есть тыловые.

Вот с точки зрения этапности помощи, на мой взгляд, разумно делать госпитали первой линии там, где есть возможность проведения всего комплекса лечения, интенсивной терапии и реанимации пациентам с тяжёлыми и крайне тяжёлыми формами заболевания.

Дальше должны быть госпитали второй линии, куда будут госпитализироваться пациенты средней степени тяжести, которые не требуют искусственной вентиляции лёгких, но где есть возможность в случае необходимости подключить этих пациентов к аппарату ИВЛ.

А пациенты, которые переносят СOVID-19 в лёгкой форме, должны находиться в обсерваторах, где их можно наблюдать и лечить, – вот это госпитали третьей линии. Они должны быть в качестве резервных. Понятно, что туда никто не повезёт тяжёлых пациентов, которым требуется протезирование функций, но пациентов, например, с лёгкой степенью заболевания совершенно спокойно можно туда госпитализировать.

Иными словами, в перепрофилировании медицинских учреждений никакой беды нет, но к этому нужно подходить дифференцированно.

– Службе реанимации тоже пришлось перестраиваться?

– Мы, реаниматологи, занимаемся синдромной терапией, терапией жизнеугрожающих состояний. Если смотреть с философской точки зрения, то есть сущность, а есть явление. Сущность – это болезнь, явление – синдром. Мы занимаемся синдромом – дыхательная недостаточность, сердечная недостаточность и так далее. И мы, к сожалению, последний этап, поскольку занимаемся крайне тяжёлыми пациентами, которые требуют респираторной, вентиляционной или какой-то иной поддержки при развитии дыхательной недостаточности.

С этой точки зрения реанимационная служба показала свою готовность работы в условиях пандемии. В качестве примера можно представить реанимационную службу основного ковидного госпиталя – ГКБ №40. 

Понимаете, крайняя степень дыхательной недостаточности у пациентов с СOVID-19 – это так называемый острый респираторный дистресс-синдром, когда лёгкие выключается из газообмена и надо протезировать функцию лёгких. По респираторному дистресс-синдрому написаны тонны монографий, и реаниматологи знают и умеют проводить искусственную вентиляцию лёгких или использовать иные методы респираторной поддержки при крайней степени дыхательной недостаточности. Что они и делают. У нас грамотный кадровый потенциал и в Екатеринбурге, и в Свердловской области. Более того, с конца 90-х годов отработана система этапности и преемственности оказания реанимационной помощи.

– В прошлом году, когда прошла волна возбуждения уголовных дел в отношении врачей, мы с вами говорили о том, чем опасно искусственное формирование общественного мнения относительно медицинских работников. Как вы считаете, после пандемии отношение к медикам изменится или всё вернётся на круги своя?

– Если власть предержащие будут охранять медицинских работников от отдельных средств массовой информации, которым нужно что-то «жареное», если будут подходить к разбору случаев осложнений с профессиональной точки зрения (экспертизу в данном случае должны проводить ведущие специалисты в данной конкретной области), тогда, действительно, что-то изменится. Если этого не произойдёт, всё вернётся на круги своя. Более того, я не исключаю, что, когда начнётся анализ пережитой пандемии, будут искать виноватых. Естественно, среди врачей. Потому что должен же кто-то быть виноватым, ведь извечно стоит два главных вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». У меня на этот счёт нет оптимизма.

– Будем всё же надеяться на лучшее.

– Блажен, кто верует. Будем, конечно, надеяться. А что нам ещё остаётся?