Борцы с пьянством: смешные, нелепые и плодотворные

В 1894 году с легкой руки тогдашнего министра финансов Сергея Юльевича Витте в России началась борьба за трезвый образ жизни

С одной стороны, ввели винную монополию – для пополнения казны и устранения фальсификата. С другой – дали отмашку на организацию по всей России так называемых попечительств о народной трезвости.

Именно этим попечительствам и предстояло выступить в авангарде великой борьбы.

Антиалкогольная антреприза

Статус у этих попечительств был своеобразный. С одной стороны – государственные, а с другой – общественные. Инициатива сверху, финансирование снизу. Существовали попечительства на всенародные пожертвования (кстати, одним из активнейших благотворителей был Федор Шаляпин). Впрочем, из казны иной раз тоже что-нибудь перепадало. Но не часто и не густо.

Основа борьбы с пьянством – разумеется, народный дом. Их было много, они открывались по всей Российской Империи, а в больших городах и по нескольку штук.

Там было все: буфет, театр, кружки по интересам. Народный дом в Екатеринодаре (нынешний Краснодар) имел «хорошо оборудованную с постоянной службой церковь во имя св. царицы Александры… оборудованную читальню с достаточной выпиской современной литературы, удовлетворительную и доступную по цене для рабочего человека баню с дезинфекционной камерой, хорошо оборудованную столовую и чайную, с хорошо приготовляемой и все же здоровой и доступной по цене пищей, хорошо оборудованную ночлежку на сто кроватей».

Одна из сторон деятельности попечительств – организация театров для народа. В этом особенно преуспела столичная организация. Дело в том, что ее «августейшим председателем» стал принц Александр Ольденбургский, известный театрал. А в правление входил, помимо прочих, актер императорских театров Николай Сазонов, прославившийся в амплуа любовников и простаков.

Эти два обстоятельства сильно влияли на жизнь питерского попечительства.

Была создана целая сеть антиалкогольных театров. У нее был главный режиссер – Алексей Яковлевич Алексеев-Яковлев, прославившийся балаганами, народными гуляниями и прочими простонародными затеями.

Если раньше он в своих сценариях делал упор на выпивку, то здесь перед ним ставилась противоположная задача.

Неудачи, увы, шли одна за другой. Жена Николая Сазонова писала в своем дневнике об одном из театров: «Генеральная репетиция живым картинам. Начало неудачно. География России скучна и непонятна. Показывают все Сибирь, и какой-то неизвестный за экраном водит по карте длинной палкой, попадая не туда, куда нужно. Его тень, рука и палка вызывают только смех. Да еще долго не могли осветить картину, электротехник куда-то пропал, разъединил провода и ушел. Принц, Алексеев и Н. прибежали на сцену, смотрят куда-то в люк, ищут электротехника».

Возникли проблемы и с аудиторией: «Простого народа в будни мало; все больше третье сословие: торговцы, швейки, писаря, есть и бобровые шинели, и военные, и плюшевые ротонды».

В выходные тоже не было аншлага, притом что самые обыкновенные народные гулянья собирали публику. Принц Ольденбургский недоумевал: «Что же это к нам никто не идет?» На что Сазонов ответствовал: «Оттого, вероятно, что тут они даром слушают музыку, а у нас надо гривенник заплатить».

А «Петроградская газета» сообщала об одном из многочисленных спектаклей: «Вчера на народном гулянии в Петровском парке попечительство о народной трезвости на открытой сцене поставило пьесу, трактующую о вреде пьянства. Была разыграна известная пьеса Мориса «Проклятое зелье».

Тут изображены и продавец водки в виде соблазнителя-сатаны, жена, бросающаяся в воду из-за пьянства мужа и т.п. Пьеса была разыграна недурно для открытой сцены. На публику не произвела сильного впечатления. Многие уже после второго акта отправились по домам».

Больше всего, однако, принца Ольденбургского раздражало то, что в буфетах антиалкогольных театров в продаже имеется пиво. Сазонов и здесь находил, что ответить: дескать, пусть увеличат субсидии, тогда и от пива откажемся.

Впрочем, особенного криминала в пиве не было. Цель попечительств состояла в борьбе именно с пьянством и его социальными последствиями: драками, смертоубийствами, порчей имущества. Что не исключало умеренного употребления алкоголя. Пиво все же было предпочтительнее, чем картофельный и торфяной самогон.

Правда, не все борцы с пьянством ограничивались одним пивом. Вот, к примеру, сообщение из Харьковской губернии: «На днях у мирового судьи 8 уч. Изюмского судебно-мирового округа слушалось дело по обвинению содержателя буфета «с прохладительными напитками» К. Оганесьянца в городском шелковичном саду местного комитета попечительства о народной трезвости в незаконной продаже водки. Против Оганесьянца возбуждено несколько однородных дел. На суде было установлено, что содержателем буфета систематически производилась продажа водки в саду бутылками из-под фруктовых вод.

Судья приговорил его по одному из дел на восемь месяцев тюремного заключения».

А еще борцы с пьянством устраивали маскарады.

«Минская речь» сообщала в 1906 году: «Сегодня в зале Черчеса состоится первый в текущем году народный маскарад, устраиваемый городским комитетом попечительства о народной трезвости. За лучший костюм будут выданы следующие призы: первые: мужской – золотое кольцо с аметистом, женский – золотая брошь, и вторые: мужской: – золотая булавка, женский – золотое кольцо».

Трезвящий чай

Своего рода методической находкой были так называемые читальни-чайные. По замыслу организаторов, бывшего пьяницу должны туда завлечь возможность ознакомиться с брошюрами о вреде алкоголя и культурным образом, притом недорого перекусить. Вот приблизительный уровень цен. Чай с сахаром – копейка. Кофе – 5 копеек за стакан. Молоко – 6 копеек за крынку. Квас – 20 копеек за бутылку. Сельтерская вода – 11 копеек, опять же за бутылку.

Водка стоила дороже. Правда, ненамного.

Чайные, впрочем, приходились очень кстати. Председатель Николаевского попечительства докладывал: «Чайная-столовая № 1 изменила физиономию Народного клуба и превратилась в бесплатное убежище для всех, как местных, так и приезжих, ищущих дарового приюта и убежища. Посетителей стало до 1500 чел… Нужно посмотреть, как какой-то бедняк и крестьянин среднего состояния силится возможно менее продуктов израсходовать на имеющийся у него пятак: на 2 коп. он купит хлеба, на 1 коп. кусок селедки, обильно смазывает ее горчицей, которая дается бесплатно, на 1 коп. выпивает кружку чая и сидит 2-3 часа. Или, например, берут за 5 коп. пару чаю и пьют ее человек 10-12, прикупая сахара на 1-2 коп; а местные бедняки сидят с утра до вечера в ожидании подачки. Столы постоянно переполнены. Причина – безработица, неурожай, дороговизна жизни и дороговизна денег».

Кроме чайных действовали и переносные кухни. Их пригоняли к народным гуляньям. Создавались и дешевые столовые. Заодно шла пропаганда и здорового питания – разумеется, в тогдашнем понимании этого слова.

Про быстрые и медленные углеводы никто тогда, естественно, не знал, а здоровым питанием считалась, к примеру, ветчина без опарыша или сельдь без душка.

Еда там стоила копейки.

А вот еще одна из форм доставки пищи страждущим: «Московское столичное попечительство о народной трезвости решило ввести в Москве подвижные кухни, для продажи рабочему люду столицы горячих закусок… Проводник кухни, он же кучер, будет разъезжать по городу, останавливаться около строек, около мест, где производятся земляные работы, Предполагается плату брать самую ничтожную, то есть столько, сколько порция будет обходиться самой столовой, не включая сюда расходов по содержанию повозки, лошади, кучера и пр… В конце сентября на пробу выедут две повозки-кухни».

Нередко раздавали и бесплатную еду. Обычно это приурочивали к знаменательным событиям, пусть даже и печальным. Время от времени в газетах появлялись сообщения: «Вчера столовые и народные дома столичного попечительства о народной трезвости были полны народом, получавшим обеды за упокой души Великого Князя Сергея Александровича».

Кормление людей действительно воспринималось как серьезный шаг в борьбе с повальным пьянством. Дело в том, что в то время была популярной теория: дескать, рабочий пьет от недостатка средств, чтоб водкой голод приглушить.

В то время вообще было довольно много экзотических теорий. Вот что говорил на открытии очередной чайной председатель уездного Комитета екатеринбургского попечительства господин Блок: «Ни для кого, разумеется, не тайна, что служило главнейшей приманкой и притягательной силой кабака, но скажу смело, что не одна лишь жажда напиться во что бы то ни стало  привлекала народ к кабаку, шли же туда некоторые с единственной целью побыть на миру, руководимые стремлением к общественной жизни, свойственным вообще русскому народу, тем стремлением, которым руководится и горожанин, направляясь в клуб или общественное собрание».

Волшебная сила гипноза

От культуры и питания не отставала медицина. Везде, в том числе и в военных казармах, читались назидательные лекции о вреде пьянства. Выпускалось множество брошюр: «Что должна знать мать  о спиртных напитках», «Пора опомниться» и прочие шедевры. Издавались и журналы:  «Трезвые всходы», «Вестник трезвости», «Отдых христианина».

В столице, в театре при Стеклянном заводе алкоголиков пытались исцелять гипнозом. Антиалкогольные амбулатории активно открывались при увеселительных садах. Многочисленные реки бороздили антиалкогольные столовые-баржи, опять-таки с доктором в штате.

Огромная надежда возлагалась на столичный антиалкогольный музей. Там, помимо страшных-страшных экспонатов типа заспиртованной печени пьющего человека, бесплатно принимали пятеро врачей-наркологов.

Были в ходу научно-популярные труды доктора Сажина: «Алкоголь и наследственность», «Алкоголь и нервная система», «Алкоголь как пищевое вещество», «Умеренное употребление спиртных напитков или полное воздержание от них?», «Чесотка и алкоголь».

Самым же популярным и одновременно прогрессивным методом считались так называемые туманные картины, они же волшебный фонарь. По сути, это были слайды, проецировавшиеся в темноте на стену. Гродненское попечительство даже заключило постоянный и взаимовыгодный контракт с центральным складом волшебных фонарей.

Вот одна из реклам этого агитационного чуда: «Чтобы дать возможность всем учебным заведениям, аудиториям и другим общественным учреждениям вести борьбу с алкоголизмом, мы издали картины для волшебного фонаря и удешевили их до пределов возможного… Приобретя такие картины, нужно только наклеить их на стекло, и получаются прекрасные прозрачные картины для фонаря в красках».

Тематика картин была в уже знакомом стиле: «Как действует алкоголь на человека», «Счастливый день», «Иван Петрович Знаев».

Результат не замедлил сказаться

Все кончилось в 1914 году, когда в связи с началом Первой мировой войны в стране ввели сухой закон. Но о том, что оба громких дела Витте – и монополия, и попечительства – не оправдали себя, говорили и раньше. Председатель одного из Обществ трезвости (были в то время и такие) М.Менстров докладывал: «Как раз против окон моего дома помещается казенная винная лавка, что дает мне возможность ежедневно наблюдать тяжелую картину публичного народного пьянства… Введение винной монополии имело у нас самые нежелательные результаты: кабак во всей своей отталкивающей красе целиком перенесен из закрытого помещения прямо на улицу, на площадь».

А.Мариенгоф писал о Нижнем Новгороде: «Монастыри, дворцы именитого купечества, тюрьма посередке города, а через реку многотысячные Сормовские заводы, уже тогда бывшие красными. Трезвонящие церкви, часовенки с чудотворными иконами в рубиновых ожерельях и дрожащие огоньки нищих копеечных свечек, озаряющих суровые лики чудотворцев, писанных по дереву-кипарису. А через дом – пьяные монопольки под зелеными вывесками.

Чего больше? Ох, монополек!»

В 1903 году Сергей  Юльевич Витте был отставлен. Государственная помощь попечительствам, и без того довольно скудная, заметно сократилась, а насмешки над энтузиастами трезвого быта приумножились.

Но статистика была, как водится, неумолима. Вот данные по столице за 1912 год: «В 1898 году на Петербургскую часть приходилось 2,14 ведра вина на душу населения.

Спустя пять лет, в 1903 году, душевое потребление вина сократилось до 1,86 ведра, а теперь приходится уже только по 1,43 ведра на душу населения Петербургской стороны.

На столько же почти сократилось потребление вина и на Васильевском острове, а именно с 2,05 ведра до 1,44 ведра.

Несколько сократилось потребление вина и на Выборгской стороне и в других частях города.

Попечительства о народной трезвости ставят в прямую связь «отрезвление» Петербурга и, пожалуй, не без оснований со своей усилившейся за последние годы деятельностью».

Подобная статистика была и по России в целом. Меры, казавшиеся обывателю нелепыми, забавными и неуместными, давали свои плоды.